– Где ж ума набраться, чтоб непознанное объяснять. Я лучше с газогенераторами продолжу, по скудости ума…

– Слабак! Ищешь лёгких путей. Ну да ладно, прекратим сотрясать воздух. Шутки шутками, но почувствовал я, что появляются подходы к теме, которую наука, в смысле Наука, всегда обходила. А попытки что-то объяснить сводились к нагромождению всё новых и новых предположений и допущений. Не знаю, слышал ли ты, но в науке семьсот лет используется принцип, именуемый лезвием Оккама. Сам Оккам излагал принцип так: «Что может быть сделано на основе меньшего числа предположений, не следует делать, исходя из большего» или «многообразие не следует предполагать без необходимости». В общем, почти наверняка, верным окажется объяснение с минимальным числом привлечённых сущностей. Лезвие Оккама отсекает лишние.

– Читал где-то, – ответил я. На самом деле, мне этот принцип изложила мать в пору моей несчастливой и короткой семейной жизни. Танька тогда уже трудилась во всю на два фронта и объясняла своё неурочное отсутствие в стиле сценария сериала на втором канале. Я, по слабости, верил и оправдывал, а мать долго молчала, а потом изрекла: «Не следует, сынок, для объяснения явления, привлекать лишние сущности…». Она раньше в Технологическом диамат преподавала.

– Ну вот, значит, и подумал я, – продолжал раздумчиво Петрович, – что, в рамках существующих теорий, объяснения всех этих чудес сводятся к нагромождению всё новых предположений, балансирующих на предыдущих предположениях, а значит, объяснениями, скорее всего, и не являются. Пусть уж явится новая сущность взамен имеющегося мусорного ведра с деталями паззлов из разных коробок. Итак: «а», время не мера, а материальный объект; «б», материальный объект время на практике используется людьми, или их подобиями, для каких-то своих целей или даже баловства, следовательно, и мы так можем; «в», для выявления свойств объекта время следует, по скудости ресурсов, использовать слабые воздействия информационного свойства. Тем более, что имеющиеся свидетельства указывают на пользование объектом лицами, едва ли распоряжающимися ресурсами, сравнимыми по мощности с двигателями ракеты – носителя. С этого я и начал пятнадцать лет назад.

– То есть, вы ушли от нас в этой связи?

– Отчасти. Я уже был знаком со спецификой подводной связи, это поле непаханое. А диапазоны относительно высокой частоты слишком хорошо изучены, там трудно найти нечто принципиально новое. Там и связь сто лет развивается, и радиоастрономия семьдесят.

– Радиоастрономия, космос, там же, там – все тайны!

– Думаешь? Это у тебя профессиональный шовинизм. Они везде… Радиоастрономия изучает в основном сигналы, которые преодолевают ионосферу, где – то от десяти мегагерц. Есть, конечно, радиотелескопы на спутниках, но и они работают на очень высоких частотах, просто в силу своего габарита. Ну, а диапазоны дальней космической связи – они там, внутри радиоастрономических. Поэтому я ушёл.

– Про радиоастрономию… Это ведь вы не случайно вспомнили.

– Не случайно. Я думаю… Да что думаю, я теперь знаю, что человек – это часть кое – чего существенно большего, чем «ручки, ножки, огуречек». Он и вправду, вечен, как часть материальной субстанции «время» … и, в каком-то смысле, бесконечен. Человек есть космическое явление астрономического масштаба, впрочем, как и всё живое. В этом смысле, в каждом человеке, действительно, отражается вся вселенная. А с «ручками, ножками… огуречеком» большая часть любого человека связана, поверь, именно на сверхнизких частотах. Неизученных почти, ввиду технических сложностей, но, конечно, переполняющих вселенную, так как физически они являются продуктом объектов космического масштаба. Вон, длина волны в пять герц, положим – шестьдесят тысяч километров, вполне себе такой, внеземной габарит, – улыбнулся Петрович.