И вот ты молнией мчишься раздеваться, чтобы не потерять ни минуты этого отведенного на твой сеанс драгоценного времени, и потом – уже босиком, спотыкаясь и осклизываясь на мокром и ледяном кафельном полу длинного слабоосвещенного тоннеля, с запотевшими стенками из стеклянных кирпичей, прямо к заветной железной лесенке, и не по ее ступенькам, а тоже прямо с бортика прыгаешь в теплую и черную воду, подныриваешь под нависающий до уровня воды обрез выхода и поплавком выскакиваешь на поверхность, жадно вдыхая этот вожделенный воздух, насыщенный запахом хлорки, слегка застоявшейся воды и голопузого счастья! Этот восхитительный воздух детства и безграничной внутренней свободы. Тут ты уже в другом радужном и радостном мире. Музыка орет в разноцветном мареве, и из него со всех сторон слышен плеск воды и крики, и визг, и смех, и не видно вокруг ничего – одно разбавленное молоко, разлитое в воздухе над людскими телами. А этих тел там было – битком! Даже шутка тогда новая родилась про закон Архимеда: «тело, погруженное в бассейн „Москва“ вытесняет другое тело». Да, какие прекрасные и безоблачные были времена, безоблачные даже в сплошном этом морозном тумане…

КРАСОТА!!!

Ездили туда обычно компанией по несколько человек. И не для того чтобы поплавать. Просто плавать это физкультура одна – скукота. А вот дурака повалять – это да. Например, поднырнуть под приятеля и плавки с него сдернуть. А? Вот это я понимаю! Здоровски, да? Обхохочешься, когда эти плавки начинают перелетать над головой несчастного, прыгающего за ними и давящегося уже слезами, беспорточника от одного к другому…

Или под девчонок подныривать. Пугать. Во визгу то. Если изловчиться, то можно было даже ухватить ее за что ни будь. С эротикой то тогда было совсем худо. Вернее, не было ее вовсе. Не то что сейчас – раздолье для эротоманов. Даже термин специальный для них есть и так звучит благозвучно – хомо эротикус. А тогда даже слова такого не было. А здесь тебе пожалуйста – сплошная эротика. Наверху то все в дыму этом, а если нырнуть, то в мутноватой воде можно такое увидеть! Неясно, конечно, если без маски, и расплывчато, но это не важно – распаленное отсутствием эротики воображение само все дорисует. Наивысшим классом, доступным только опытным ныряльщикам, было – поднырнуть издалека под бедную девицу, смазать несчастную жертву рукой, ничего при этом, правда, не почувствовав, кроме скользкой и холодной, как лягушка, ткани купальника, и вынырнуть, как можно дальше, чтобы смачная ее оплеуха, там наверху, досталась не тебе, а ничего не подозревающему и мирно плывущему рядом с ней очкарику.

Дело в том, что поверхность воды разрезала всю эту людскую кашу как бы на две части. Верхний мир, который все время клубился и изменялся, то появляясь на секунду, то опять пропадая в фантастическом тумане, при свете цветных прожекторов. Этот был странный мир – неясный и обманчивый.

Мир же нижний, если смотреть на него через стекло маски для подводного плавания, представал перед вами, хоть и слегка мутноватым сквозь толщу воды, но абсолютно прозрачным, в своей неприкрытой конкретности.

С фотографической точностью запомнилось только два интересных эпизода этой моей юношеской водной феерии. Первый и мимолетный до сих пор стоит у меня перед глазами немым вопросом.

Туман над черной водой вдруг отнесло ветром в сторону, и я прямо перед собой увидел, гребущего одной рукой, уже немолодого мужика в черной матерчатой шапочке, над запотевшими очками в роговой оправе, и при усах, с кончиков которых вниз стекала вода. Одной рукой он отгребал воду назад, а в другой, высоко поднятой над головой, держал фотоаппарат «Любитель» со свисающим вниз мокрым кожаным ремешком. Все это чем-то напоминало переправу уже раненого в руку командарма Чапаева через реку Урал.