. Бесстрашно, то есть, подавляя страх, непьющие и некурящие девушки приступили к разврату. Молоденький капитан и молоденький старпом вели себя деликатно. Девицы напились в момент, но ни один из двоих их и пальцем не тронул. Насильно. Добровольно сложились поцелуи в Наташином случае, рука на плече – в пигалицыном. Сбежавшая с предгорий ночь мягко опустила свое звездное покрывало, возвышенные струны дрожали, ноги заплетались. Новороссийск пах каштанами, водорослями и мазутом. Итальянцы провожали до двора дома. Во дворе поджидали двое украинцев, заглядывавшиеся на столичных барышень. Драки не было. Была мирная процедура по передаче барышень из итальянских рук в украинские. Один украинец бережно переломил Наташу пополам, обеспечив, пардон, рвоту и облегчив существенным образом состояние бедной девицы. Второй провожал пигалицу на расстоянии. Пигалица, держась прямо и ровно, как фарфоровая, прошла своим ходом наверх, в квартиру. Когда Наташа очутилась там же, ее нос учуял, еще раз пардон, нестерпимую вонь. Исследовать проблему не было сил, подруга уснула, едва голова коснулась подушки. Утром та же нестерпимая вонь ее разбудила. Вопрос о природе запаха прозвучал, как только пигалица открыла глаза. В ответ пигалица молча отодвинула подушку – под подушкой пряталась резиновая шапочка с блевотиной: накануне, отравленная алкоголем, аккуратно блевала в эту шапочку. Гомерический смех и крокодильские слезы смешались, не разделить. Опасение, что нагрянут Ляля или мэрша, заставило подруг вновь обратиться к братской помощи украинцев. Общими усилиями невыносимую подушку вынесли тайно из дома и потащили стирать в море. В море подушка сбилась клоками, превратившись в ни на что не пригодный куль. Пришлось захоронить куль в ближайших кустах. Эпизод, как ни странно, обошелся без последствий, несмотря на пропажу подушки. Изобрели какое-то объяснение, никто, по всей видимости, в него не поверил, но, может быть, Ляля и мэрша были просто отличные тетки.
Три дня советско-итальянской дружбы подошли к концу.
Расставание бередило юные души. Было грустно до слез.
Интернациональные связи развязывались, не успев завязаться.
Корабль отходил, на его борту и на пирсе, как сумасшедшие, четверо махали руками друг другу.
Вечером подружки уныло потащились на танцплощадку, чтобы хоть чем-то заглушить девичью грусть.
Танцевали, хотя не хотелось. Ели мороженое, хоть оно не лезло в глотку.
Двое подошли. Итальянцы. Другие.
Господитыбожемой! Оказалось, что их судно, шедшее из Греции в Новороссийск, встретилось с нашим судном, направлявшимся в Грецию из Новороссийска. И на морском языке, азбукой Морзе, с помощью сигнальных флажков, с нашего судна на их судно поступил сигнал-просьба разыскать в порту русских девушек Наташу и Олю – флажки выдали краткое описание подруг, – и финальный аккорд: передать им сердечный привет от Домо и Антонио.
Наташа запомнила даже имена.
Двое сообразительных морячков нашли нужных девушек по описанию.
Можно ли вообразить себе что-либо подобное в действительности?
Исключительно в книжках.
Книжная любовь – теперь уже ясно, что это была любовь, – взлетела до небес. Мы разошлись, как в море корабли, – повторяли подруги мещанскую фразу, неожиданно наполнившуюся высоким содержанием.
В Москве Наташу как более храбрую особу ждало продолжение: она оставила любимому адрес разведенного с семьей отца. У пигалицы как более трусливой адреса, который можно было бы оставить, не нашлось. Наташа была вознаграждена. Письмо из Италии пришло. Вскрыв его, папа Петя Егудас позвонил Наташиной бабушке и со всего размаху грубо отчитал за то, что девку распустили, и вот результат, заделалась проституткой, вступила в связь с иностранцем, и чем это кончится, неизвестно.