Стоя на страже морали и Родины как вкопанные, наши столь разные папы оказались более единообразными, нежели можно было предположить.

Экс-пигалица, слушая старую сказку, сначала плакала от смеха.

Потом стала плакать так.

Подруга Наташа вспоминала одно. Дочь Наташа – другое.

В Новом мире в новом веке было опубликовано стихотворение под названием Доктор Ложкин. Приведу его полностью, потому что оно не поэзия, а правда, – если соотнести с сочинением Правда и поэзия Гёте.

Случай свел, и он же развел, мы жили в разных городах, затем в одном, затем снова в разных, я надеялась, он откликнется на публикацию, если жив, он не откликнулся.

– А ты помнишь, как мы в первый раз приехали к нему в город Орджоникидзе? – спросила дочь Наташа по телефону из Америки. – Ты прилетела брать у него интервью для газеты, а меня, с моими болячками, показать ему, и он преподнес тебе огромный букет роз, а ты отказалась принять.

Острый укол в сердце.

– То есть как отказалась?!

– Так.

– Я не помню.

– Совсем?

– Совсем.

– Мы вышли в коридор, и я сказала тебе, чтобы ты взяла, потому что он делает это для себя, а не для тебя, так велит ему душа, и надо позволить человеку быть великодушным.

– Ты так прямо мне и сказала?!

– Я так тебе прямо и сказала.

– Боже мой, какая дура!!

– Я?

– Я. Ты умница. Ты так умна, как я даже не подозревала. И что я сделала?

– Вернулась и взяла розы.

– Слава богу.

Память, не зная, куда деться от стыда, в который раз вытеснила из себя бывшее.

– А ты понимаешь, почему я так сделала? – спросила я у дочери. – Потому что совок. Нам, совкам, в башку было вбито: не одалживаться, не принимать никаких знаков внимания, никаких подачек, чтобы сохранить независимость и гордость, иначе взятка. Совок совок и есть, и никакой внутренней свободы. Может, цинизм тут где-то и неподалеку, но лучше цинизм, чем проклятая узость, от и до, а за них ни-ни.

– Не думаю, – отозвалась дочь. – Все-таки в тебе была чистота.

До этого я почти плакала от смеха.

Положив трубку, заплакала так.

Хлопковая простыня неба, голубое в хлопок, в белые хлопковые коробочки, откуда лезет облачная вата, накрывает зеленую постель земли. Постель негладкая, неров ная, вся в подъемах и впадинах, с дальними и ближними купами дерев, между которыми проблескивает сизая лента реки, спуститься к ней можно по дороге, а можно по прямой, через обильное разнотравье. Мы – если смотреть сверху – ползем сперва по дороге, после, покинув ее, углубляемся в травы и цветы, подруга Наташа, ее молодой друг хирург Мамука, собака Дуся и я. Тишина вливается в нас, заполняя собой без остатка. Тишине можно отдаться, а можно слушать ее, как музыку, целительную для нервов, издерганных городом. Сегодня не просто какой-то день июня, сегодня канун войны. Двое с железом, кажется, миноискателями, пересекают нам путь.