Господин Кадаврус и мистер Роджер по-прежнему зловеще молчали, словно впали в оцепенение. Агриппина отвешивала пощёчины Драугу, а тот никак не мог прийти в себя и намеревался пойти догнать охмурявшую его ведьмочку. Сам альраун после подзатыльника от Агриппины упал на пол и тут же уснул крепким сном, блаженно улыбаясь и храпя.

Утро следующего дня началось для Саймона очень рано. После развесёлых вчерашних похождений он рассчитывал проспать минимум до полудня, а ещё лучше – до вечера. Да не тут-то было.

Господин Кадаврус, когда пришёл в себя от потрясения, ночным переполохом, велел Драугу – которого тоже пришлось приводить в чувства – разбудить наглеца альрауна ранним утром, силой засунуть под холодную воду, пока не очнётся совсем, а после усадить за стол, чтобы ждал, когда господин Кадаврус спустится к завтраку.

Собственно это Драуг, привыкший вставать очень рано, и сделал в точности так, как сказал господин Кадаврус. Не успела Старшая Сестра скрыться в серовато-сиреневых, как синяк под глазом, тучах, Драуг уже был во всеоружии и стоял перед небольшой деревянной кроваткой, на которой в совершенно невообразимой позе распластался альраун. Набрав побольше воздуха, он громко крикнул в оттопыренное ухо Саймона, отчего тот немедленно проснулся и в ужасе стал продирать залипшие от сна и алкоголя глаза. Он ещё не успел протрезветь, и ему казалось, что вокруг него кружатся какие-то злобные демоны. От него разило кислятиной, потом и грязью. Дворецкий схватил Кота-обормота за шиворот и поволок в ванную комнату. Там он долго держал голову Саймона под очень холодной водой, пресекая всякие попытки альрауна сопротивляться. Когда неприятные водные процедуры закончились, Драуг вывел его, мокрого, в освещённую несколькими свечными лампами гостиную, всё также крепко держа за шиворот. В тусклом свете альраун выглядел жалким, промокшим до нитки крысёнком, его сходство с котом в эти минуты было минимальным. Он пыхтел и, похрипывая, стонал, поскольку с таким обращением сталкивался впервые. Драуг набросил ему на голову полотенце, усадил за стол, а сам встал сзади чтобы Саймон и не думал улизнуть.

Вскоре появился господин Кадаврус, спустившись по старой скрипучей лестнице со второго этажа, где располагалась его спальня. В руках он держал чашку горячего кофе. Кадаврус вежливо поздоровался с Драугом и сел за стол напротив Саймона, который пребывал в изрядном недоумении и всё ещё вздрагивал то ли от холодной воды, то ли от похмелья.

– Саймон, ты живёшь в этом доме почти два года, – охлебнув кофе, начал господин Кадаврус свою речь, которая очевидно не сулила альрауну ничего хорошего. – Живёшь ты хорошо, прямо скажем. Ни в чём себе не отказываешь, сытно ешь, сладко спишь, и у тебя есть семья.

Саймон внимательно слушал, не позволяя себе, как это бывало обычно, перебивать. Он сидел скукожившись – не столько от внезапного освежающего душа, сколько от тона господина Кадавруса, который был хоть и привычно учтивым, но холодным как лёд. А ещё Саймон прятал глаза, стараясь не встречаться взглядом со своим покровителем.

Господин Кадаврус тем временем продолжал:

– Ты был принят в эту семью по воле судьбы. Как человек высоких моральных устоев я не мог позволить себе пройти мимо твоей беды, сжалился и привёл к себе в дом. Потом предложил тебе жить с нами. И ты согласился. – Он грозно посмотрел на корчащегося на стуле альрауна. – Почему ты тогда согласился, Саймон? – Господин Кадаврус слегка наклонился к альрауну через стол в ожидании ответа.

Саймон осмелился наконец поднять оранжевые глаза на Кадавруса, но оцепенел ещё больше, когда прочитал во взгляде прозектора тоску и усталость.