Поход новгородских удальцов по Каме принёс страшный переполох татарам, чувашам и башкирам. В одном из селений Кистень нашёл своего друга Братилу, где тот был рабом и потешал татар своим скоромошьим искусством. Скоромох упросил Кистеня взять его в ушкуйники.
В этом татарском городке, якобы покорившемся силе удалых, в честь русских богатырей устроили пир. Татарские старшины предложили ушкуйническим начальным людям повеселиться в шатре, а рядовым удальцам – на улице. Никто из них и не мог предположить, что возможна засада. Тем не менее десятники решили уважить старшин и выпить хотя бы немного вина и кумыса, а своим воинам велели организовать лагерь.
Тогда татары, во главе с мурзой Алтабаем, изменили план. Они вздумали захватить начальных людей и заставить всех остальных новгородцев прекратить сопротивление.
Пир – в полном разгаре, но вдруг по условному знаку Алтабая на каждого из десятников набросилось по четыре татарина, которые вмиг пообрывали с них сабли и кинжалы. Это было настолько неожиданно, что почти никто не оказал сопротивления. Кроме Кистеня. Приёмы русского боя и тут сослужили верную службу.
Сразу же два татарина, стукнутые друг о дружку лбами, замертво покатились по полу, третий получил удар ногой в лицо и с выбитым глазом заревел на всё селение, четвёртый, переброшенный через спину, рухнул на Алтабая, покалечив его и сломав себе три ребра. Два стражника, стоявшие у шатра, бросившиеся было с копьями, получили каждый по ножу в горло – эти заговорённые ножи Кистень всегда держал в сапогах. Два татарских силача, напавшие было на коренастого Дреговича, покатились с разбитыми черепами.
Это неожиданное сопротивление на какие-то секунды ошеломило остальных врагов и воодушевило десятников: у татар были отняты сабли, в них полетели тяжёлые блюда, бывшие на столах. Но спорее других действовал Кистень: его сабля сверкала с быстротой молнии – за какие-то мгновения было обезглавлено до десятка «радушных» хозяев. Он вдруг закричал волчьим криком, что ещё больше напугало суеверных татар, принявших неуязвимых русичей за оборотней…
Оставленный старшим в стане Ладожанин понял этот условный знак. Моментально все ушкуйники были на ногах и построились в боевой порядок – и вовремя. На них во весь опор уже летела татарская сотня, спрятавшаяся за холмом, однако её встретили роем стрел – несколько десятков татар упали. Но бешеную скачку никак не остановить, и оставшиеся продолжали нестись вперёд и гибнуть под стрелами новгородских удальцов.
Потом начали заворачивать назад, но поздно: часть новгородцев, под прикрытием лучников и самострельщиков, бросилась в атаку, поражая татар копьями. Но самая большая неприятность была впереди. Обезумевшие от ужаса татары, думавшие спастись бегством, вдруг были атакованы пятёркой десятских, которые, уничтожив татар в шатре, с ужасными криками и с татарскими же копьями бросились добивать окружённых и потерянных людей. Дрегович, взявшийся за опорный шест, поднял весь шатёр и начал крушить им уцелевших татар.
Эта страшная картина произвела ужасный переполох и вконец парализовала татарских воинов. Те спешились и, с развязанными поясами став на колени, ждали милости от победителей. Среди пятёрки десятников все, кроме Кистеня, были ранены, но не потеряли силу духа.
– Вытащите этого Алтабая, привяжите к хвосту лошади – и по полю, – приказал Кистень. – Всех остальных воинов – добить, селение сжечь, мирных – не трогать.
Два ушкуйника, привязав ещё живого татарского старшину к хвосту его любимой кобылы, сев на коней, стали погонять. Искалеченный Алтабай принял мучительную, но заслуженную казнь. Сдавшихся тридцать татарских воинов отпустили без оружия: Русь никогда не била лежачих…