Велесова книга

Пусть же пропадут все враги и ликует вечные веки Русская земля!

Н.В. Гоголь

«Тоже мне, багатур!» – презрительно подумал Кистень, вытаскивая из горла поверженного врага свой заговорённый «небесный» нож. Второй татарин даже и не понял, почему его аньда (приятель) вдруг завалился набок, да и подумать-то не успел: страшный удар кулака пригвоздил его навечно к земле. «Ну Дрегович, медвежина треклятая! Никакого оружия не надо, как дубиной, кулаком бьёт! Пусти его в лес, и дичать не надо, заведёт себе вместо бабы лосиху и сам лосём станет… Ну да ладно», – Кистень приложил лодочкой две руки ко рту и крикнул по-волчьи. Ещё через минуту все татарские палатки были окружены и началась резня… Новгородцы-удальцы действовали с быстротой молнии. Только кое-где татарские воины, не желавшие за здорово сказать отдавать свою жизнь, пробовали обороняться подручным оружием, но ушкуйники, поднаторевшие в таких бесшумных боях, быстро подавляли очаги сопротивления. Никто из татарского отряда не спасся…

– Ну что, – сказал насмешливо атаман новгородских удальцов Прокопий полонённым мурзам и сыну хана Темиру, – кто супротив Бога и Великого Новгорода? Слабоваты ваши божки-то оказались!

– Вы по-подлому нас победили, – прохрипел Темир, – подкрались, как тати в нощи, и зарезали, а вот бы в честном бою…

– Нелюдь заговорила о честном бое? – удивился податаманье Смольянин, – а сколько вы русичей зорили, а сколько детишек малых бросали в огонь да сиротами сделали?

– На то она и война… – начал было Темир, но, получив от Кистеня страшный пинок под зад, вдруг заревел благим матом.

– Что с ним, боярин, говорить – в Волгу его, свинью.

– Вот вы всегда так, разбойники, убиваете безоружных людей… – захныкал было татарин, потирая свою толстую задницу.

– У тебя была сабля, что же ты ей не воспользовался? – резонно возразил Смольянин.

– Боярин, дай-ка мне с ним подраться, – попросил Кистень.

– Ну-ну, только без смертоубийства, за него хороший выкуп дадут, – слегка улыбаясь, предупредил Прокопий и сказал, обращаясь к Смольянину: – Пусть порезвятся.

Тот согласно кивнул головой.

– Что возьмёшь, татарин? Хошь тебе меч, хошь тебе саблю, давай сразимся, а я буду супротив тебя безоружным.

Темир недоверчиво посмотрел на ушкуйника:

– Ведь обманешь!

– Да вот те крест, – ответил Кистень и широко перекрестился.

– Давай мне саблю, – сказал Темир и, получив оружие, решительно бросился на Кистеня. Тот, безоружный, легко увернувшись от тучного, как корова, ханского сынка, дал ему такого пинка, что Темир зарылся головой в песок и снова заревел. Но его рёв был заглушён громким хохотом ушкуйников. Многие от смеха катались по песку.

– Ну, Кистень, потешил ты нас, – сказал Прокопий, давясь от смеха, – Темир теперь точно целый месяц не будет сидеть. Поднимите его.

Но Темир, еле поднявшись, раскорякой сам дошёл до ивняка и лёг под ним животом вниз. Туда же ушкуйники отвели и остальных связанных татарских воинов – их было около семидесяти. К удивлению новгородцев, хан Саличей выкупил только троих: своего сына и двух наиболее важных мурз. Посредник сказал при этом:

– Остальных мы не будем выкупать, делайте с ними что хотите: это не воины, а собаки шелудивые, бросившие оружие!

Слова хана были переданы пленникам.

– И что мы с ними будем делать? – спросил Прокопий. – Убить – рука не подымается, а так – лишняя обуза. Продать – некогда. Давай их отпустим: всё равно в войско татарское они уже не вернутся: по закону басурманскому там им смерть или жалкая участь собирателей кизяка!

Новгородский толмач объявил пленным волю предводителя ушкуйников. Им развязали руки, дали немного пищи и посоветовали убираться на все четыре стороны, хоть к чёрту на рога, хоть к его чёртовой бабушке! Татары замялись, они понимали, что дороги назад нет.