Я болтала о столичных развлечениях и боялась замолчать хотя бы на мгновение, потому что Марлен слушала меня очень внимательно и между делом уписывала кашу – ложку за ложкой, так что вскоре блюдо опустело.
– Когда немного подрастёшь, – закончила я свою маленькую речь, – дядя обязательно свозит тебя в столицу. Увидишь, как там весело.
Нет, мне не показалось – при упоминании милорда Огреста по лицу Марлен скользнула тень. Меня так и подмывало спросить – почему Марлен не любит своего дядю, но сейчас было не время. Потом, все неприятные расспросы – потом. А пока надо расположить маленькую принцессу к себе приятными и интересными разговорами.
– Если хочешь, я научу тебя всему, что может понадобиться тебе в столице, – закинула я удочку с червячком. – В столице любят красивых девушек, которые умеют читать, писать, танцевать и играть на музыкальных инструментах. Расскажи мне, что ты умеешь?
– Умею читать, – ответила она, положив ложку на стол, и сложив руки поверх одеяла – тонкие белые ручки с прозрачной кожей, под которой просвечивали голубоватые венки. – Меня научила Жозефина.
– А на музыкальных инструментах играешь?
Она медленно покачала головой, глядя на меня во все глаза.
– Я привезла мандолину, – сказала я таинственно, будто доверяла огромный секрет. – И если захочешь, научу тебя на ней играть. Королева очень любит игру на мандолине. У неё звук – словно ручеёк бежит по камешкам. Тебе понравилась императорская каша?
Последовал такой же медленный кивок.
Ну, слава небесам! Понравилось!
– Если хочешь, в следующий раз приготовлю тебе Северный вислоухий пирог, – пообещала я, – с яблоками, мёдом и карамелью.
Как я и ожидала, принцесса не смогла сдержать любопытства.
– Почему он вислоухий? – спросила она удивлённо.
– Кто же его знает? – пожала я плечами. – Может, это в честь маленьких вислоухих кроликов, которые живут на севере? Этот пирог такой же миленький, сладкий и, вообще, такой лапочка…
Вот теперь Марлен улыбнулась – всего на секунду показала белоснежные зубки между пунцовыми губами, но это была настоящая улыбка.
– Чудесно, – похвалила я её очень искренне. – Когда ты улыбаешься, Марлен – это чудесно. И я очень рада, что ты улыбнулась мне. Надеюсь, ты не станешь бояться меня. Потому что несмотря на мои красные сапоги, я – точно не ведьма. Просто очень люблю красивые, яркие цвета. Красный – это ведь красиво. А ещё у меня есть жёлтая юбка – она из вышитого атласа, ужасно модная!..
Марлен снова улыбнулась, только теперь мне стало не по себе от её улыбки. Маленькие девочки просто не могут улыбаться так – горько, насмешливо, снисходительно.
– В нашем городе верят, что ведьмы носят красное, – сказала она, опуская ресницы, – но это глупость. При чем тут красное?
– Но ты… испугалась меня. Разве это не из-за красных сапог?
– Конечно, нет, – Марлен вскинула ресницы и в упор посмотрела на меня своими тёмными, пронзительными глазами. – Все знают, что ведьмы черноволосые, белые – как снег, и румяные – как кровь. А ты именно такая. Разве нет?
Тут я растерялась ещё больше, чем когда Полин и Анн сообщили, что денег из отцовского наследства я не увижу. И совсем не оттого, что девочка обратилась ко мне на «ты».
– Марлен, – начала я, осторожно подбирая слова, – но ведь ты сама – черноволосая, и румяная… Это ведь не значит, что ты… умеешь колдовать?
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, и я вдруг подумала, что эта странная девочка вполне может сейчас скорчить гримаску и пробормотать что-то вроде «шнип-шнап-шнурре-базелюрре», а потом случится что-то из ряда вон выходящее. Или игрушки взлетят и закружатся под потолком, или чёрные волосы Марлен превратятся в чёрных змей…