– Очень приятно слышать это, – ответила я как можно дружелюбнее. – Я рада, что Марлен переменилась ко мне.

– Я тоже очень рада, что вы нашли к ней подход, – кивнула госпожа Броссар. – Только зря вы забиваете ей голову красотами столичной жизни. Может, в столице и веселятся, не думая о душе, а мы здесь, в Шанталь-де-нэж, понимаем, какой печальной и короткой может быть жизнь.

– Мне кажется, такие знания нужны взрослому, а не ребёнку, – возразила я. – Зачем лишать детей радости и надежды? О печалях они и без нас узнают, а нам надо подарить им сказку.

Но по взгляду госпожи Броссар я поняла, что услышана не была. Этим взглядом вполне можно было колоть сланец, не прибегая к кувалдам.

– Надеюсь, вы примете к сведению то, что я вам сказала, – сказала она сухо. – Прошу простить, у меня много дел.

Я посторонилась, пропуская её, но не утерпела и спросила:

– Почему я вам так не нравлюсь? Если это из-за того, что я называла вас «мадам», то приношу искренние извинения. Я не знала о вашей жизни…

Она обернулась так стремительно, что заколыхались оборки на чепце, и спросила уже с нескрываемым сарказмом:

– А теперь, значит, знаете?

– Мне рассказали про господина Монтеро, – ответила я, сочувственно. – Мне, правда, очень жаль. Но, возможно, вы зря осуждаете его…

– Зря?! – она так и подскочила, и так вытаращила на меня глаза, что я попятилась. – Да будет вам известно, барышня, – теперь госпожа Броссар чеканила слова, как солдат – шаг, – я его не осуждаю. Мне нет никакого дела до этого отвратительного, легкомысленного, ничтожного человека! А вам лучше бы заниматься своими непосредственными обязанностями, а не крутить подолом по городу, собирая сплетни!

И прежде, чем я успела оправдаться, госпожа Броссар начала спускаться по лестнице, бормоча себе под нос «это немыслимо» и «нынешняя молодёжь…».

Я осталась стоять – с горящими ушами, злясь и негодуя, но в то же время мне было стыдно. Госпожа Броссар права – я проявила бестактность в первый раз (пусть и по незнанию), и теперь – уже умышленно (хотя и из лучших побуждений). Расстаралась, просто. И как теперь прикажете умасливать госпожу Сухую Жердь?

Зайдя в свою комнату, я досадливо бросила книгу на стол и подошла к окошку, выглянув из-за шторы.

В Шанталь-де-нэж опять сыпал снег – густыми пушистыми хлопьями, неторопливо, но основательно, словно собирался засыпать до крыш весь город к Рождеству. Если снегопад не прекратится, то точно все дороги будут перекрыты, и вернуться я не смогу, даже если очень захочется. Но своего я добилась – Марлен разговаривает со мной, и даже, смею надеяться, с приязнью. Вот так вам, месье маркиз! Будете теперь знать, на что способны столичные штучки в красных сапожках!

Опустив штору, я прошла к письменному столу, собираясь набросать план занятий с Марлен, чтобы заинтересовать её учёбой с первых же уроков.

Думаю, для начала надо попробовать музыку и рисование. Девочки это любят, и это интереснее, чем сразу начать зубрёжку букв и цифр. А потом…

Я взяла чернильницу и замерла, позабыв хрустальную вытащить пробку.

Книга, которую я оставила закрытой, была открыта – на странице с рецептом «Винартерты».

Некоторое время я задумчиво рассматривала книгу.

Сквозняк, что ли? Или я уже не помню, что делала секунду назад?

В любом случае, «Винартерта» меня не интересует. Марлен согласилась на Вислоухий пирог. Конечно, в кулинарной книге такого рецепта быть не могло, потому что пирог не относился к изысканной кухне – его пекли в деревне моего отца. Но никому об этом знать не полагалось, а в кулинарной книге обязательно должен быть рецепт дрожжевого текста, из которого печётся Вислоухий пирог.