Тёма напевал песни, которые часто крутили на вокзале. Слов он не помнил и додумывал свои. Я лежал на матрасе, листал книжку, которую нашёл в мусорном баке. Читать я когда-то сам выучился. В той книге кто-то кого-то любил, страдал… Ничего из этого понятным для меня не было.

– Туши свет, спать будем! – велел Тёма.

Я бросил книжку и погасил лампы, быстро уснул. И так же резко проснулся. Мой товарищ дёргал меня за ногу. Он не мог произнести ни слова, но, казалось, своими хрипами умолял помочь.

Я зажёг свет, и в моей памяти навсегда запечатлелась эта сцена: мой несчастный друг лежал на матрасе, а на его животе сидела девушка. Её лицо скрывала белая маска с кошачьими ушами. Я видел только острый подбородок и тёмные блестящие локоны. Она сложила руки в замок и давила на грудь Тёме. Сперва я не понял, почему он так беспомощно бьётся и не может освободиться от такого хрупкого создания, но потом заметил… Девушка в маске вонзила в его грудь нож и старалась протолкнуть лезвие ещё глубже.

Я слышал последние вздохи Тёмы отчётливее, чем хотелось бы.

Посмотрел на убийцу, вгляделся в прорези маски и не увидел глаз. Мне стало ясно, кто она. Та убитая девушка, лежавшая в подвале. Оливий воскресил её из мёртвых. Стоило о нём подумать, и сразу послышался его смех.

– За что? – кое-как выговорил я, отползая к лестнице.

Девчонка в маске встала на четвереньки, выгнула спину, зашипела и отпрыгнула в темноту. Она будто и вправду была дикой кошкой.

– За что? – повторил малиновый коротышка, склонившись над мёртвым. – А то бы и не за что? Знаешь ли ты, что твой друг и был одним из убийц? Это он в приступе раздражения выколол девочке глаза! Она до сих пор слепая. Но, как видишь, я её оживил. Поселил в её тело кошачью душу. В подвалах много кошачьих душ… Я её обучу, она станет человеком. Но пусть умрут все, кто убил девочку. Тогда она совсем оживёт.

Я молил, чтобы коротышка оставил меня в покое, но он только издевательски смеялся и подзывал свою кошку в девичьем теле:

– Муся, а Муся… Киса-киса-киса!

Она ползала перед ним на коленках, сновала по-кошачьи. Я не мог вынести этого дикого зрелища.

При мне зарезали моего приятеля. Я выбрался из люка, ушёл в холод и ночь. Мне хотелось сесть где-нибудь в сугроб, и плевать, если замёрзну насмерть. Тоска рвала душу. Не было мне покоя: где бы я ни устроился на ночлег, везде появлялся коротышка. И никто не станет мне помогать.

Бездомные никому не нужны.

Всё-таки мне удалось на какое-то время отделаться от коротышки. Дожил до весны, а там уже стало не надо прятаться от морозов. Нашёл крышу и переночевал.

Чаще всего я устраивался на окраине города, в районе Трудпосёлка. Думал, оттуда никто не прогонит.

Одним дождливым вечером я задремал на заброшенной автобусной остановке, и меня растолкала старая нищенка, сказала, что лучше бы мне тут не спать. Недавно здесь убили одного бездомного – закололи ножом в сердце. И это был не первый случай! Кто-то нас убивает.

– Знаю, знаю! – ответил я. – Сам видел убийцу!

Раз такое началось, я решил не молчать, а предупредить всех нищих. Стал рассказывать о коротышке с малиновой кожей и про ожившую девчонку в маске кошки.

Никто из бомжей об этой паре не слышал. Они сомневались в моей истории. Как это – я видел их, но сам остался жив?

– Говоришь, ночевал с Тёмой и видел, как его зарезали… Так ты сам его и убил! Да? – прямо обвинил меня один старик. – Хотел получить его берлогу, так? Вот и убил его! Признайся!

И я перестал рассказывать своим про этих бесов. Безнадёжный мы народ. Никому не доверяем, каждый за себя.

Оливий говорил, что девочка с душой кошки мстит за свою погубленную жизнь. Я ту девочку не трогал, а видел её уже мёртвой. Мстить мне не за что. Но я всё равно её боялся. Так много стало слухов про зарезанных бомжей. Кому-то пронзили сердце, а кому-то порезали горло. Может, она убивает всех без разбора!