– Включите свет.

Громов вздрогнул и быстро нашарил на стене выключатель. Облокотившись спиной о кухонную дверь, перед ним стоял человек. В руке его тлела сигарета.

– Я накурил, – так же вкрадчиво произнес человек, – дурная привычка, никак избавиться не могу.

Это был немолодой мужчина с несколько обрюзгшим лицом и выпуклыми глазами, заключенными в оправу отечных, морщинистых век. Его грузная фигура только недавно начала заплывать жирком и все еще хранила следы былой атлетической подтянутости. Что-то неуловимо знакомое было для Громова во внешности вечернего гостя.

– Извините, что без приглашения, – сказал мужчина, – но обстоятельства нашего дела требуют некоторой секретности.

Хозяина квартиры, чей мгновенный испуг от явления незнакомца уже прошел, несколько покоробило это «наше дело», но он ничего не ответил. Громов молча повернулся к вешалке, чтобы, наконец, пристроить свое пальто. Сделав это, он заметил висевшую на крючке чужую куртку с овчинным воротником и тут же вспомнил и этот воротник и своего гостя. Сегодня утром, когда он, Громов, с приступом сердечной боли сидел на заснеженной скамейке у подъезда Рукоблудского, этот человек проходил мимо и поинтересовался, не нужно ли чем помочь.

– Я у вас замок немного повредил. Уж простите меня великодушно, система какая-то новая, незнакомая, – снова начал оправдываться гость, – отстал от прогресса.

– Вы кто? Что вам надо? – пропуская мимо ушей извинения, спросил Громов.

– Зовите меня просто – Сорокопут. Это фамилия такая. Давайте пройдем на кухню. Там я уже освоился, второй час вас дожидаюсь.

– Какая кухня!? – взорвался Громов. – Я еще раз вас спрашиваю, кто вы такой, что вам от меня нужно? Я сейчас милицию вызову!

– Не надо милицию. Я бывший сотрудник конторы, – гость улыбнулся, – бывший сотрудник бывшей государственной конторы. Я пришел поговорить по поводу вашего утреннего визита к Рудольфу Рукоблудскому. Давайте пройдем на кухню.

– Пошли, – нехотя согласился Громов.

На кухонном столе рядом с неизвестно откуда взявшейся жестяной банкой, наполненной табачным пеплом и окурками, лежала толстая кожаная папка с выглядывающей из нее кипой бумаг.

– Так из какой вы конторы, я что-то не понял? – увидев папку, спросил Громов.

– Из бывшей конторы, – опять усмехнулся гость, – из комитета государственной безопасности, так, кажется, это раньше называлось.

– Ого, – удивленно вскинул брови Громов, – давно с вами дела не имел, с тех пор, как после института на почтовый ящик устраивался.

– У меня имеются на Рукоблудского и еще на кое-кого интересные материалы, – тихо произнес гость, – в этом деле для меня очень много непонятного, много белых пятен, а дело интересное, необычное. Я пришел к вам таким секретным манером потому, что боюсь слежки, которая, возможно, уже ведется за вами с сегодняшнего утра. Я пришел к вам, рискуя очень многим, открыто для вас и сейчас изложу вам некоторые факты, собранные в свое время целой группой серьезных людей. Я надеюсь на то, что вы поможете заполнить пробелы в имеющейся у меня информации и дать мне возможность понять суть проблемы. Присаживайтесь, Громов, и заметьте: прежде чем задавать вам вопросы, я раскрываюсь сам. А это в моем положении дорогого стоит. Около двадцати лет назад по нашумевшему делу контора занималась изучением биографий нескольких видных иностранных деятелей. У трех из них одна деталь биографии оказалась общей. Эти трое до определенного момента не представляли собой ничего особенного, не имели ни значительного капитала, ни заметного положения в обществе, и никакого стимула к приобретению того или другого. И вдруг у каждого из них, хотя и в разное время, происходит сильнейшая жизненная катастрофа: гибель семейных партнеров, детей, родителей, разрушение домашних очагов. И вот, после таких трагических событий, как бы противореча всем законам психологии, у них начинается какой-то необыкновенный всплеск, даже не всплеск – взрыв активности и непостижимый, ничем не объяснимый карьерный и финансовый рост. Всего за один год мелкие обыватели превратились: один в министра, второй в главу крупной финансовой компании, третий в воротилу наркобизнеса. Это удивило нас, мы начали прорабатывать их контакты, а потом просто, без всякого специального отбора, брать имеющиеся у нас материалы на сильных мира сего. Понимаете, их было сотни, многие сотни маленьких, никому не заметных пешек, перенесших удар судьбы, после которого хоть в петлю. Но в петлю они не полезли, а бойко пошли вперед и вверх и стали ферзями. Для изучения этого феномена был создан специальный секретный отдел, в который вошел и я. Мы начали работать. Спустя несколько лет тщательного сбора информации, сопоставления фактов, агентурной работы постепенно начали проступать разрозненные и тщательно скрываемые связи между взятыми под наше наблюдение объектами, начали проявляться очертания некой мощной международной организации, опутавшей своей сетью половину мира и запустившей свои щупальца во многие сферы человеческой жизни. На этом этапе стал понятен карьерный и финансовый рост бывших жертв, перенесших удар судьбы. Им оказывалась тайная, но мощная поддержка со стороны таких же жертв, как и они, но уже достигших больших высот. Но все собранные нами, во многом косвенные материалы, были лишь вершиной айсберга. Мы понимали это. Ни о времени возникновения организации, ни о ее целях, ни о ее истоках, ее сути в самом широком смысле слова мы не знали ничего. Однако кое-что и, может быть, самое главное для нас, было определено: след организации вел в Советский Союз. В то же время, в восемьдесят пятом, мы вышли на Рудольфа Рукоблудского. Он был главным врачом в одной из столичных психиатрических клиник. За несколько лет до этого он работал рядовым психиатром в маленькой районной больнице. Однажды он побывал в серьезной автокатастрофе. В автомобиле было четыре человека: Рукоблудский за рулем, а сзади три его сына. Рукоблудский отделался ушибами и парой переломов, дети погибли. Спустя шесть месяцев после этой катастрофы он занял место главного врача в Московской клинике. Тогда же были зарегистрированы его первые контакты с зарубежными партнерами. За Рукоблудским было установлено тщательное наблюдение. За годы пребывания в должности главного врача он занимался со ста тридцатью шестью пациентами, находящимися в той или иной степени депрессии после серьезных психических травм. У двадцати из них, после лечения Рукоблудского, начался необыкновенно сильный карьерный рост. Конечно, вели мы и тех, кто помогал этому карьерному росту бывших депрессивных пациентов. Далеко не у всех этих помощников в биографиях присутствовали подобного рода трагедии. Они тоже были частью организации, но какой именно частью, каким ее уровнем, – выяснить мы не успели. Для нас настали темные времена. В начале девяностых наш отдел был сокращен, а личный состав уволен. Единственное, что тогда удалось мне сделать, так это, воспользовавшись всеобщей неразберихой, изъять из сейфа документы и досье на наших подопечных. Часть из них здесь, – Сорокопут мягко накрыл ладонью папку с бумагами. – Примерно тогда исчез Рукоблудский. Пропал без всяких следов, как будто в воду канул. Мы пытались вести дальнейшее расследование своими силами, но нас было мало, и теперь за нашими спинами не стоял комитет. В отделе было пятеро посвященных. За последние десять лет первого сбила машина, второй погиб на войне, третий с дырой в голове и пистолетом в руке был найден у себя дома, у четвертого не выдержало сердце. Остался я один. Не желая повторять судьбу своих товарищей, я прекратил всякую активность и лег на дно. И вот недавно, совершенно случайно, я обнаружил в газете объявление, которое методично повторялось из выпуска в выпуск.