– Ну вот, – подумал я, – а жить не хотел…

На повороте я успел заметить, что они идут рука об руку.

– Наверное, к матери, – решил я.

Я искренне позавидовал, что он нашел сое счастье. Боюсь, только, оценит ли он, сбережет ли её любовь? Ведь мы мужчины, к сожалению, не умеем ценить и беречь чистоту своих жён, а подчас из-за неуважения сами толкаем их в грязь… Но не надо забывать, что женщины относятся к слабому полу.

– Вот так, ребятки, а вы говорите…

И мне показалось странным, что мужчины молчали.

Нас было много в классе – сорок человек в первом классе. Мать сшила мне сумку из лоскутов – она была единственная в деревне портная и шила всем за деньги. Мать сразу говорила, сколько стоит. Но много не брала – знала, что денег у деревенских колхозников нет. Отвлёкся я.

Итак, самой учительницы уже нет в живых. Я был случайно на кладбище. И прочитав, обомлел! Она, первая моя учительница, уже похоронена, значит, и мне скоро пора, ей было восемьдесят! Она же нас учила!

Первый раз ей доверили класс после учебы. Вот здорово! Прошло много-много лет! Она учила нас ещё в войну. Правда, один год. Затем война закончилась. Мы были первыми её учениками. Звали её Таисья Павловна.

Дело в том, что в войну и после войны нам не хватало учебников. А тогда давали их бесплатно. И никого не удивляло, что давали их на несколько человек. Например, «Родную речь» дали даже на четырех человек.

Меня посадили за одну парту с Юриком Колябой. Так его все дразнили – голова у него была большая и немного раздвоена. Наверное, поэтому его и прозвали «Колябой». Ему дали отдельно учебник «Букварь». Дали и сказали:

– На двоих с Уськовым.

А мы с ним сидели за одной, повторяю, партой. Когда его спрашивали, он читал плохо. Я учил до занятий наизусть, на память. Я читал быстро и громко, так, что все сорок человек смотрели на меня.

Знала учительница или нет, что я читаю по памяти, но меня она стала просить читать очень редко.

Вот и все наши дела с Юриком Колябой.

Он бросил её с тремя детьми, сказав при этом: «Возись со свои скотом, тебе только скота и надо!»

Кузьма работал плотником. Как раз ремонтировали двухэтажный дом, вот, они и познакомились с Тамарой Прокопьевной, с её мальчиком Сашей. Дома говорил при том:

– Сегодня суббота. Холодает. Торопят. Опять работаю.

– Надо, так иди, – говорит она.

Муж её звал Люсей, Людмилой, значит.

Так продолжалось недолго. Людмила стала замечать новое в его поведении. Стала говорить ему. А он ушел на станцию, где ремонтировали брусовый дом и не вернулся.

Новая жена Тамара работала в совхозе дояркой. Удобно было заходить в обед – она всегда дома. Мальчик ходил перед школой в детсад.

Девочке его Насте шел шестой годик. Та спрашивала мать:

– Когда папа вернется?

Мать врала дочери, что. Когда много денег заработает. Затем врать ей надоело и сказала дитю своему:

– Папа твой ушел к другой маме и больше не придет.

Настенька стала думать, думать о папе. Душа была эмоциональная, очень чувствительная. Сначала стали замечать соседи, что заговаривается Настя, затем мать стала больше разговаривать с Настей, затем повела её в больницу. Там проверила фельдшер и сказала маме:

– Вы, что, не видите, что она заговаривается? Ваша дочь растет умалишенной. Повлияло, видно, то, что ушел от вас папа. У неё тихое помешательство. Она неизлечима. Только поддерживается. Мать заплакала.

– У меня старше её немного – их ещё двое, все мальчики.

– Ну ничего, отдашь её в специальный дом, где их учат читать, писать, а сама занимайся с ребятами.

Мать ещё пуще заплакала. Вдруг открывается дверь, и входит дочь.