После недельного странствия мы достигли широкой равнины, поросшей травой. Здесь было легко держать оборону, а простор позволял заранее увидеть приближение врагов. Думаю, Атриус сознавал, что столь долгий, почти безостановочный поход измотал солдат, они нуждались в отдыхе. Он приказал разбить лагерь; не такой обширный, как прежний, куда меня притащил Эреккус, но шатры ставились по всем правилам.

У меня появилась возможность уединиться, не привлекая внимания.

Мой шатер снова поставили на границе лагеря, вдалеке от солдатских. Правда, рядом с моим Эреккус воздвиг свой. Но когда он закончил возиться с установкой обоих шатров, его потянуло пообщаться с соотечественниками. Видно, устал от меня в той же мере, что и я от него. Удивительно, с какой прытью он отправился вглубь лагеря.

Я немного постояла у входа в шатер, наблюдая за происходящим. Посередине бивуака развели огромный костер. Вокруг кучками собрались воины. Они выпивали и разговаривали. Я чувствовала их усталость и в то же время – необычное оживление. Вечером в лагерь притащили несколько еще живых оленей, но они уже дергались в судорогах. Вампиры пили их кровь прямо из жил или наполняли кружки, которые поднимали, произнося пьяные тосты. Ветер поменял направление. Мне стало зябко. Я вздрогнула и уловила проблески ауры оленей. Я ожидала, что они полны страха. Страх действительно был, но размытый и приглушенный, покрытый густым слоем восторженной покорности.

Вампирский яд. Наверное, для оленей это было благом.

Но вечер чем-то отличался от прочих. Я ощущала… празднество. Может, сегодня был канун какого-то обитранского праздника? Может, в эту ночь принято поклоняться Ниаксии? Будь рядом Эреккус, я бы спросила у него, но я не сожалела о его отсутствии.

Наоборот, собиралась сполна воспользоваться появившейся свободой.

Я обошла вокруг лагеря, подмечая расположение шатров и караульных постов. Удаляться на большое расстояние рискну не раньше утра, когда взойдет солнце, но освоиться с окрестностями не помешает.

Мои круги становились все шире. Костер делался все меньше. Я находилась на самой дальней границе лагеря. А ведь вампиры еще не разошлись по шатрам, и я сознавала, что искушаю судьбу.

Я застыла, осматривая горизонт.

Неподалеку происходило что-то странное. Я это чувствовала. Ощущение было почти знакомым, но искаженным. Как будто какая-то каменная глыба превратилась в расплавленную сталь, что делало ее острее и опаснее.

Любопытство – эта несносная черта моего характера – одержало верх.

Держась в тени скал, я стала медленно приближаться к тому месту.

Атриус.

Он стоял на коленях, держа голову оленя и приникнув к его горлу. Рубашка и мундир валялись рядом. Голое туловище было забрызгано кровью.

Олень отличался внушительными размерами. Такие крупные животные в Глее попадались редко. Руки Атриуса едва обхватывали оленью голову. Напрягшиеся мышцы выдавали, каких усилий ему это стоило. Оленья кровь, пачкая белую шкуру животного, капала на песок.

Я не смела шевельнуться.

Мне доводилось часто наблюдать за хищниками, терзавшими свои жертвы. Совсем недавно я видела солдат Атриуса, делавших то же самое возле костра, но эта сцена… она чем-то отличалась. Зрелище было жутким и чужеродным и в то же время глубоко естественным. Оно меня отталкивало, завораживало и…

И слегка пугало.

Наверное, «пугало» – не то слово, поскольку волосы у меня на затылке встали дыбом, а спину стала бить мелкая дрожь. Что-то изменилось в моем восприятии этого вампира. Я чувствовала несоответствие между прежними мыслями о нем и тем, что наблюдала сейчас.