На самом деле он не понимал, как умер, не осознавал, кто его убил. Перед смертью Кейл чувствовал себя как никогда могущественным. Его взгляд пронзал самую ткань мира, и он выдернул так много нитей из земных основ, что казалось, будто они теперь привязаны к нему как к новому центру силы. Так как же он мог потерпеть неудачу?

Сама реальность просыпалась пылью меж его пальцев. Всего несколько дней назад он погрузил свои руки в небо и в море и вызвал муссон. До этого – обманул «мастера» Ло; пережил Нандзу и Мезан и провёл армию по широким просторам вражеской империи, когда тысячи солдат противника дышали ему в спину.

А затем вдруг всё это закончилось так же внезапно, как и началось.

Кто вообще был этот Рока? Что за монстр с острыми зубами и золотыми глазами? Кем были эти бледные великаны, что напали на его народ, убивали его друзей, насиловали женщин и приносили в жертву детей, совершая жестокие чужеземные ритуалы?

Разум Кейла заволок тот же туман, что клубился в этом незнакомом аду, и он попытался вспомнить пляж, полёт над Шри-Коном и всё, что тогда увидел. Он знал, что злился – более того, он был вне себя от ярости: волна праведного гнева затуманила глаза и наполнила его жаром и силой, как фляга рома. Смерть мало что изменила.

Не таким должно было быть его возвращение домой. Он хотел помочь. Он явился, полный смирения, веря, что сможет помочь хотя бы кому-то, хотел учить людей медитации, желая принести в этот мир силу без насилия.

Однако прокручивая в памяти свой последний день в Шри-Коне, он видел только смерть. Где-то между Нандзу и своей родиной он стал солдатом, подобным Оско, – солдатом, обладающим божественной силой и неистово разрывающим врагов на части. И даже несмотря на это он проиграл.

Кейл чуть не поскользнулся на траве в своих сандалиях, резко остановившись. Он сжал кулаки и сломанные челюсти, разглядев сквозь туман золотые глаза.

Сгорбившись, великан, сняв рубашку, потел, восстанавливая то, что разрушил Кейл. Сваливал в кучи сломанные инструменты, убирал каменные обломки и мертвые растения с дорожек и полей. Вокруг него трудились молчаливые мертвецы.

Кейл попытался с ним расправиться, и ему не удалось. В глубине души он понимал, что именно это его больше всего и злило. Он понимал, что в нём говорит гордыня и что он должен быть выше неё. Но имел право на гордость.

Эта мысль принесла ему нестерпимую боль, и он упал в траву на колени, ненавидя себя, ненавидя действительность. Он отвернулся: одного поражения уже было достаточно. Он не хотел снова с ним встречаться и быть осмеянным.

Вместо этого он вернулся в туман. Кейл шёл мимо трупов, и они на него смотрели – кто-то словно испуганно, другие, возможно, растерянно. Через какое-то время ему пришла в голову мысль: они были правы, что боялись или считали его иным. Даже сейчас Кейл ощущал силу – она была повсюду и будто только и ждала, чтобы её призвали.

Нити паучьим шёлком тянулись ко всему вокруг. Они были такими крепкими и упорядоченными, что напоминали строительный каркас, совсем не похожий на хаос мира живых. У Кейла возникло непреодолимое желание схватить и спутать эти нити. Он быстро потянулся к ним своими притуплёнными чувствами, но они противились его прикосновению, прочные, будто металлические прутья. Всё, что он мог сделать – провести по ним пальцами, извлекая негромкий звук.

«Будь ты проклят!» – попытался закричать он, но вместо этого по траве дуновением ветра пронёсся бесплотный голос, из-за чего мертвецы в панике разбежались.

Он попытался закрыть глаза и сосредоточиться на дыхании, но тщетно – он более не мог дышать. После очередного приступа бессильной ярости он снова вызвал в воображении чёрное полотно ночи и представил, как сидит с братьями у костра на берегу. Они ему улыбались, их лица расплывались в его несовершенной угасающей памяти. Некоторое время он прислушивался к несуществующему потрескиванию огня, восстанавливая контроль над эмоциями.