Служанка начала везде рыскать в поисках письма, бормоча что-то неразборчивое вполголоса. Луи де Бомон в сердцах швырнул длинный плащ, перчатки и трость и заторопился наверх, в свою комнату, костеря Моник на чем свет стоит.

– Ой, да вот же оно, – вытаскивая письмо из корзинки с пряжей, радостно вскричала Мими. – Я ж его специально спрятала, чтобы не потерять.

– Чертова курица! – прокричал мсье дʼЭон, сбежав вниз по лестнице. – Надо же было догадаться положить важное послание в корзину. Видит Бог, я сегодня же выгоню тебя из дома.

– Но, мсье… пожалуйста, – взмолилась Моник, скривив смазливое личико. – Куда же я пойду? Темень на улице, да и вон дождь начался. У меня нет другого дома, кроме вашего… Пожалуйста, не выгоняйте! Господом заклинаю вас… господин де Бомон!.. Мадам!.. умоляю, затупитесь!

Служанка упала на колени перед Франсуазой и, вцепившись в ее ноги, продолжала голосить.

– Ну полно, полно причитать! – похлопала ее по плечу хозяйка. – Мсье де Бомон… Луи, не время для бурных эмоций. Давайте лучше прочтем письмо, это сейчас гораздо важнее, не так ли?

Хмуро посмотрев на жену, адвокат выхватил письмо из дрожащих рук Моник и, вскрыв конверт, пробежался по нему глазами.

– Черт подери! – невольно воскликнул он.

– Прекратите богохульничать в доме! – потребовала Франсуаза, жестом приказывая Мими подняться. – Я не раз просила вас об этом. Из-за вашей несдержанности гореть нам всем в Аду.

– Франсуаза! – сменив гнев на милость, возрадовался Луи. – Моя дорогая жена!

Отбросив письмо в сторону, он подбежал к суп-руге и, подняв ее на руки, закружил по передней. Шарль и Мими недоуменно взирали на эту странную картину, не в силах понять, что, собственно, приключилось.

– Наконец все наши беды позади! Вам, мадам, больше не придется экономить каждое су и штопать разорванную одежду. У нас будет экипаж, мы поедем в Париж… Вы же так об этом мечтали! Уволим бестолковую курицу и возьмем вам настоящую, хорошо обученную камеристку.

– Погодите… погодите! – мадам де Бомон бросила на мужа полный недоумения взгляд. – О чем вы говорите? Какой экипаж, какая камеристка, какой Париж? Вы сошли с ума!

– Да, сошел… от любви к вам, мадам, – продолжая кружить жену, пропел адвокат.

– Луи, достаточно, – скомандовала Франсуаза, – отпустите меня! У меня кружится голова. Мими, дай мне воды.

– Слушаюсь, госпожа.

Служанка, подхватив юбки, понеслась на кухню выполнять распоряжение мадам дʼЭон, которая тем временем, опираясь на руки мужа и сына, прошла в гостиную. С трудом сев в кресло возле горевшего очага, она обратила взор на адвоката и произнесла:

– А теперь, когда вы немного успокоились, сударь, извольте объяснить все по порядку.

– Конечно, сударыня.

Он вернулся в холл и поднял письмо.

– Вот, читайте, – протянув его, проговорил Луи.

Франсуаза схватила лист и пробежала глазами написанное. В отличие от мужа, на ее лицо молниеносно легла печаль.

– Матушка, с вами все в порядке? – забеспокоился Шарль, опускаясь перед ней на колени. – Вы побледнели. Что случилось?

– Все хорошо, – продолжая читать, отозвалась та.

Мадам де Бомон смахнула набежавшую слезу и положила письмо на колени.

– Мой милый мальчик, – погладила его по щеке женщина, – мне тяжело сообщать тебе эту грустную новость.

– Ничего она и не грустная, – буркнул адвокат, похлопывая по спинке кресла. – Лучше и быть не может!

– Я повторю, дорогой, – не обратив внимания на слова мужа, ответила Франсуаза, – это ГРУСТНАЯ новость для всех нас. Два дня назад скончалась твоя двоюродная бабушка.

– Старая карга и так слишком долго коптила небо, – проворчал де Бомон, хмыкнув.