– Продал… продал… проиграл хозяин… Мы не для этого здесь работаем!… Свободы! Денег! Дров не хватает! Жена больна! Скотина старая! Всех красивых девок увезли! Зерна, снизить налог на зерно…

От безумной смеси криков, стуков, фальшивой музыки содрогалась земля.

Невидимые руки сжали моё горло, перекрыли воздух, поглощая время: мгновения, секунды, минуты, за которые Дарган терял силы! Я закричала так, что в горле появился привкус крови:

– А ну с дороги! У нас раненный!

Напрасно, замолкла лишь пара человек в первом ряду, до остальных крик не долетел. Я продолжала кричать, но не слышала собственный голос, будто меня окружил непроницаемый барьер.

А они приближались, стали дотягиваться палками и стучать по карете, выкрикивая в такт:

– Барон! Там барон! Давайте барона! Выходи или ты трусишь!

– Нет у нас никакого барона! – кричала я.

– Я, я, – проговорил Боран, – они думают я барон, я похож на брата!

– Пустите нас, – снова заорала я. – Сейчас не до восстаний. Человек умирает! Нам нужен целитель!

Я заглянула в карету, после красных разъярённых рож, лицо Даргана показалось бледнее смерти. Моё тело будто превратилось в сплошной поток энергии. Не помню, как оказалась на дороге по колено в грязном снегу, пространство стучало, вопило, плевалось. В один миг я оказалась на козлах, рядом с опешившим кучером, и, рванув поводья, погнала лошадей вперёд.

Собравшийся народ с криками бросился в рассыпную. Но два скачка, и путь перегородили три не запряжённые повозки. Зубы мои стиснулись, свело челюсть, и каждая мышца отдалась болью, когда я слетела с козел, на скользкой заснеженной грязи меж камней. Опасно или нет – в минуты отчаяния таприканцы способны только на огонь. Это и называется предрасположенность.

Когда все формулы в голове превращаются в бессмысленные крючки, а потоки энергии в раскалённые брызги – срабатывает единственная расовая предрасположенность. Обычных людей она гнетёт внутренне, магов – вывёртывает наружу.

Я бахнула огнём по препятствию, и оно вспыхнуло ярким пламенем, дополняя адскую атмосферу криков и безумия жаром и едким дымом. Горела сырая древесина!

– Пожар!.. Горим!.. Моя повозка!.. Что это?.. – вопили селяне.

Что мне оставалось? Огонь! Ещё огонь! Ничего иного дрожащие руки и пылающий разум породить всё равно не могли. Глаза слезились от дыма, от внутренней боли, огненные шары, огненные потоки слетали с рук. За минуту я оставила от повозок серые угли. И тут только заметила, какая тишина повисла вокруг, бунтари попрятались за деревьями, затихли.

– Гони, Астар! Гони или велю казнить! – разрезал тишину крик Борана.

Я еле успела запрыгнуть на подножку, слёзы текли по щекам, искусанные губы ныли.

Прошла вечность, когда спереди послышался хриплый голос:

– Сэр Боран! Приехали.

Строительным лагерем оказалась деревушка из десятков одинаковых деревянных квадратов.

– Эй, люди добрые! Скорее, скорее! У нас раненый! Раненый! – кричал Боран.

Мы остановились возле одного из квадратов, я спрыгнула на землю, пересекла крыльцо и рванула дверь на себя, ноздри защекотал горький запах трав и свежей древесины. Путь перегородила стойка, за ней, у дальней стены горел камин, над ним склонилась синяя мантия с копной светлых волос.

– На помощь! Скорее! – закричала я.

Сзади меня кричал Боран, но я не разбирала его слова.

Синяя мантия приблизилась:

– Я целитель Рель. Что случилось?

– Мой друг ранен! Мечом в бок!

– В какой? – стойка откинулась, дверь позади распахнулась настежь.

Вокруг кареты кишели какие-то люди в грязно-серых тонах. Синяя мантия помогла Борану вытащить Даргана из кареты и внести внутрь, при этом приговаривая: