Чувствуя на себе тяжесть взгляда Мерлин, я рассматривала деревья. Кедры, кажется. Запах хвои мне очень нравился.

– У тебя наверняка есть свои надежды и мечты. Тебе придется отказаться от них, отказаться от брака, детей, от дома… Должно быть, это непросто, – добавила она.

– Но я могу выйти замуж, – возразила я. – Через тридцать лет.

Ее лицо исказилось от удивления, а губы дрогнули.

– Да, это правда, – признала жрица. – Это твой план?

Когда аколиты приносили обет Трем сестрам, они давали обет безбрачия. В большинстве случаев минимум на тридцать лет. В некоторых случаях на всю жизнь.

Я знала, что Галахад был готов соблюдать целибат всю жизнь. Его сердце навсегда принадлежало храму. В этом Галахад был совсем не похож ни на Ланселетту, ни на меня.

Иногда я мечтала походить на него. Это бы все упростило.

– Честно говоря, понятия не имею, – сказала я, пожав плечами. – Это все, что вы хотели мне показать сегодня?

Я чувствовала себя нерадивой ученицей, стремящейся убежать от своего учителя. Я знала, что Мерлин могла бы научить меня гораздо большему, чем я должна была знать. Большинство аколитов в храме отдали бы правую руку, чтобы иметь верховную жрицу в качестве наставника.

Но для меня занятия с ней были не честью, а пыткой.

Через год все это станет моей жизнью. Моей жизнью на следующие тридцать лет.

И сейчас мне казалось, что у меня отбирают мои последние драгоценные минуты свободы.

– Нет, – ответила Мерлин, удивив меня. Она встала, оправив свое одеяние. – Есть еще кое-что. Следуй за мной.

Она повела меня обратно в храм, через зал с бассейном, потом в комнату, где мы провели ритуал, и затем к двери у противоположной стены, которую я раньше не замечала.

Я замялась, когда Мерлин открыла проход.

– Не бойся, – засмеялась она. – Мы не идем в святая святых. Не сегодня. Это всего лишь выход в коридор.

Я кивнула и последовала за ней.

– Думаю, тебе это понравится, – пробормотала женщина.

Когда мы вошли, я не смогла сдержать удивленного возгласа.

Потолок вздымался над нами, словно сама небесная ткань. Сюда не проникало ни единого луча света, но пространство казалось живым, оно светилось и мерцало собственным светом, как если бы в его недрах горели неизведанные звезды.

Каждый сантиметр стен и потолка был покрыт светящимися мозаиками из драгоценных камней и редких минералов, которые запечатлевали сцены из прошлого. Времена, когда фейри процветали, живя в гармонии с людьми.

Я с любопытством вглядывалась в мозаики, широко распахнув глаза. Изображения поражали меня необычностью и красотой. На одном из панно королева фейри сидела на величественном троне, окруженная придворными. Расположившись в зелени у журчащего ручья, она была одета в легчайшее платье, сотканное из живых цветов. Ее волосы были ярко-синими, а кожа – прозрачной, словно лазурь. Цвет ее кожи напомнил мне мальчика, которого казнил Артур. Я почти слышала шелест листьев, когда смотрела на картину.

Некоторые сцены изображали людей. Они были скромно одеты, меньше ростом и сдержанней в поведении. На одной из мозаик люди приносили дары королеве, стараясь расположить ее к себе, как смиренные подданные.

На другом панно красивые мужчины и женщины танцевали на вершине холма. Их длинные волосы развевались на ветру, тела сияли на солнце, а лица были полны веселья. Они кружили в танце, создавая иллюзию вечной красоты и беззаботной гармонии.

Но не все изображения демонстрировали идиллию. Я повернула голову вправо и ахнула.

Здесь была запечатлена совершенно иная сторона жизни фейри. Мозаики обрели более темные оттенки, и их красота становилась пугающей. Некоторые фейри изображались с рогами, другие – с острыми когтями, а кое-где были черты, способные напугать даже самых смелых. Перья, мех, чешуя. В лицах фейри не было ни милосердия, ни добра. В их взглядах сквозила злоба.