Существо двигалось с неподражаемой грацией хищника, плавно, не торопясь. Под чёрной густой шерстью, устеленной живыми танцующими лентами, перекатывались упругие мышцы. Там, где ступала его мощная лапа, несколько секунд вихрились сгустки тьмы, зависая над следом, а потом снова возвращались за конечностью, обвивая её по кругу. Словно заигрывались, как непутевая малышня, и, опомнившись, догоняли ушедшую далеко вперед маму.

Бесшумно топая по сухой земле, волк медленно приближался, переступая изгибы тонких стеблеподобных лап паука-переростка.

А я, кажется, окончательно и бесповоротно сошла с ума, потому что наслаждалась каждым его движением, не задумываясь о том, что моя тупая голова может сейчас присоединиться к той плоской восьмиглазой.

Поддаваясь неизвестному абсолютно глупому порыву, я сделала шаг навстречу, протягивая руку к огромной мохнатой морде.

Животное замерло. Казалось, он опешил от моих действий так же, как и я. Но, благо, отгрызать мою обнаглевшую руку пока не намеревался. Не знаю, чего я ожидала, но шерсть волка была самой обычной наощупь. Возможно, немного мягче и более пушистая, чем у собаки, но абсолютно натуральная и безо всяких спецэффектов. Током меня не шибануло, огнем не обожгло, тенью не застелило. Лишь тонкие маленькие ленточки вихрящихся черных силуэтов поползли вдоль руки, ласково щекоча кожу. Достигнув локтя, они несколько раз обогнули его по кругу, после чего в том же темпе вернулись обратно к мохнатому телу. И снова к локтю. Извечный завораживающий танец. Чарующая аномалия.

Так было до тех пор, пока я не убрала руку, прекращая маленькую увлекательную игру. Быть может, моя фантазия слишком разыгралась, но мне послышалось недовольное урчание, такое тихое, словно слабый шелест листвы.

Отодвигаясь я заглянула в насыщенно-красные глаза, только сейчас замечая, что улыбаюсь, как ребенок, которому показали элементарный фокус.

Волк спокойно смотрел в ответ, и, хоть в этих алых дымящихся глазах не было и намека на зрачок, я видела всё, что они выражают, будто чувствовала инстинктивно. Было удивительно, что всё это время он просто позволял мне прикасаться к себе. Но это принесло мне такую массу удовольствия, что я решила для себя, что, даже если зверь убьет меня, я пожалуй ему это прощу.

Несколько длительных прекрасных мгновений мы неотрывно наблюдали друг за другом, изучая, размышляя каждый о своём. А потом вытянутый влажный нос ткнулся в мою ладонь и, раскрыв её, подставляя под легкие прикосновения, я получила абсолютно не то, чего ожидала.

В одну секунду пасть с острыми клыками раскрылась и зажала мои пальцы между челюстями, прокусывая. Руку пронзила острая боль, и я дернула её на себя, отшатываясь. Прижимая поврежденную ладонь к груди, я исподлобья наблюдала за действиями животного, обиженно выпятив нижнюю губу.

Ну, вот. А казался таким хорошеньким.

Густая струя крови потекла вниз по ключице, исчезая во впадинке меж грудями, чем причиняла жуткие неудобства. Я выругалась и отвела ладонь в сторону, позволяя алым каплям падать в сухую землю. Грунт зашипел, мгновенно впитывая жидкость. От него стали подыматься белесые клубья дыма.

Я уставилась землю во все глаза, приподнимая брови.

Это ещё что такое?

«Она поглощщщает твой даррр. Это место жжживое и питается соответствующщще».

Я вздрогнула, подскакивая на месте, когда в голове раздался незнакомый шипящий голос. Он растягивал звуки, как питон Каа из «Маугли», действуя одновременно успокаивающе и устрашающе. Такое столкновение противоположных эмоций вызвало бунт в нервной системе. Сердце в груди застучало набатом, и, сжимая в левой руке правую — поврежденную, я ошалело оглянулась в поисках источника звука. Мне упрямо не хотелось признавать, что мой здравый рассудок ушел в отпуск, потому я вертела головой ровно до тех пор, пока горячий язык не прикоснулся к окровавленной ладони, сопровождая сие действие очередной фразой.