Это ее битва, и она к ней готова.

– Так скажи мне, супруг, почему ты решил жениться на мне? Потому что ты знал, что я стану наследницей… – Она машет рукой, словно охватывает весь Стерлинг-Фолс.

Мы понятия не имеем, что сулит нам происхождение Коры. По крайней мере, Аполлон и я. Возможно, это известно Джейсу, но он молчит, а я больше не могу этого выносить. Я оттаскиваю от него Кору и выталкиваю ее из комнаты вместе с Аполлоном, и она неохотно следует за мной. Я рад, что мы не рассказали Джейсу о змее и новой записке с угрозами, потому что все, что он делал с тех пор, как мы с ней познакомились, идет к чертям.

– Когда разберешься со всем, дай нам знать, – говорит Аполлон Джейсу.

– Это будет тот еще денек, – усмехаюсь я.

Пятнадцать лет назад

Что бы ни означало слово «своенравный», в приют Святой Терезы поступали именно такие дети. Своенравные и проблемные, как гласит табличка на стене.

Я сижу на полу возле своей кровати и, кажется, уже в сотый раз распаковываю вещи, потому что очередная приемная семья не захотела оставить меня у себя. После очередной неудачи мне кажется, я начинаю понимать, что означает слово «проблемный». Потому что оно про меня.

Пока я распаковываю вещи, в комнату входит мисс Уилкокс. Комнаты в приюте Святой Терезы небольшие. С четырьмя двухъярусными кроватями и комодами, в каждом из которых детям выделено по два ящика для вещей, если у них столько имеется.

– Джейс, – говорит она, заметив меня. – Это…

Я засматриваюсь на девочку намного младше меня, которую мисс Уилкокс буквально запихивает в комнату, и пропускаю мимо ушей ее имя. У девочки оранжево-красные волосы, а по всему лицу рассыпаны веснушки.

Мисс Уилкокс выходит из комнаты прежде, чем я успеваю ей сказать, что не особо лажу с детьми, и оставляет дверь открытой.

Отлично.

Поскольку я замечаю, что девочка, стоящая в нескольких шагах от двери, выглядит совсем потерянной, я приглашаю ее сесть рядом со мной. Я с любопытством рассматриваю босую худенькую девочку, одетую в комбинезон, под которым видна белая футболка с нарисованными на ней божьими коровками и цветами. В руках она сжимает белую сумку, в которую обычно складывают продукты на рынке.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я, все еще медленно вынимая свои вещи из черного мусорного пакета.

Девочка проводит пальцем по одной из перекладин двухъярусной кровати и прикусывает нижнюю губу. Внезапно она подходит слишком близко, отчего мне кажется, что она вот-вот упадет на меня, но девочка лишь касается синяка на моей шее.

– Держи руки при себе! – кричу я, дергаясь, и от неожиданности она падает назад, приземляясь на задницу.

Мгновение мы пристально смотрим друг на друга, а затем ее глаза наполняются слезами.

Видите, почему я не лажу с детьми?

– Я не должна говорить людям свое имя, – шепчет она, вытирая щеки.

Девочка засовывает большой палец под цепочку на ее шее и, потянув, вытаскивает ее из-под футболки. Посередине цепочки висит кулон с черным камнем. Она проводит пальцем по обратной стороне кулона, а затем прячет его обратно под футболку.

Это странно, но, пожимая плечами, я пытаюсь притвориться, что ситуация нормальная.

– Ладно, а как ты хочешь, чтобы тебя называли? – спрашиваю я, но она снова не отвечает.

Вздохнув, я достаю из пакета последнюю вещь и комкаю ее в руках, оценивая свои скудные пожитки. Кое-что из вещей мне купили последние приемные родители, кое-что досталось от других детей из приюта, но здесь ничего нет из моей прошлой жизни. Хотя так даже лучше. Я не хочу думать о своей матери.

Я запихиваю все в один из ящиков и, поднимаясь с пола, медленно протягиваю девочке руку, нарушая свои же собственные правила.