– Ничего ей нельзя! – отрезал Ксандер и нахмурился, так по-мальчишечьи это вышло. – О чём ты? Ну… пожалела, она же не со зла тогда.

– А-а, – протянул брат насмешливо. – Не со зла-а…

… – Знаешь, принц, – вдруг сказала Исабель, когда он заправлял последний бинт на её руке. Его собственные запястья были уже перемотаны – одно его собственными силами, с другим помогла она. Шея, поддавшись целебному действию, почти не болела, и холодок вечернего ветерка был даже приятен.

– Что? – это вышло мычанием, затянуть узел без помощи зубов ему не удалось – руки тоже уже не болели, но противно ослабли.

– Я не хотела смерти Морица.

Он замер.

– Это правда. Мне было интересно… испытать тот артефакт. Но я не хотела, чтобы он умер.

Он не успел придумать, что ответить на такое, когда она заговорила вновь – на этот раз с той легкостью, с которой говорят люди, покончившие с неприятным разговором.

– С другой стороны, теперь у меня есть ты. И это хорошо. Ты куда более занятный, чем твой брат.

Он выпрямился и встал. Даже шагнул назад.

– Занятный?

– Угу, – она потянулась, взяла с блюдца предусмотрительно кем-то очищенный апельсин, откусила. – Налей мне соку.

Он машинально потянулся к кувшину, стоявшему рядом с блюдцем. И бокалу. Бокал там был один.

– Он был трус, – безмятежно продолжала иберийка, поглядывая на него из-под выбившихся из косы волос. – Боялся драконов. Боялся меня. Всех нас. Впрочем, – она слизнула с губы брызнувший сок, – это было даже забавно.

– Забавно, – повторил он.

А потом одним спокойным плавным движением, будто так оно и надо было, и так он всегда и делал, вылил весь кувшин ей на голову.

Он был готов к визгу и воплям. Но она не завопила – просто закрыла глаза и глубоко вздохнула. Потом медленно выдохнула, отвела мокрые волосы от лица, встала и отошла к окну. И не глядя на Ксандера, заговорила. Она говорила спокойно и негромко, даже вкрадчиво, так, что ему поневоле пришлось прислушиваться:

– Я, Исабель Альварес де Толедо, силой крови Альба приказываю тебе, Ксандер ван Страатен, немедленно слизать с пола весь сок, который на него пролился. Приступай.

И тут повернулась, глядя ему в глаза.

Он не поверил ушам.

Всё ещё держа в руке пустой кувшин, он растерянно посмотрел на лужу сока на полу, затем на девочку. И отрицательно помотал головой, потому что это было безумие, ничуть не меньшее, чем совать обожженные руки в огонь.

И сразу же невидимая сила резко сжала горло, безжалостно выдавила из легких воздух. Он пошатнулся, попытался вдохнуть. Зазвенел выпавший из руки кувшин, разбившись на мелкие осколки. Фламандец рванул ворот рубашки, судорожно всхлипнул в попытке глотнуть ртом воздуха. Горло продолжали сдавливать невидимые пальцы, перекрывая дыхание, не давая кислороду нормально входить в лёгкие. В глазах потемнело, мир поплыл. Ксандер рухнул на колени, испуганно забился, держась за горло и хрипя.

– Забавно, – подтвердила Исабель. Стряхнула с плеча сладкие капли и покачала головой. – Ты должен был сказать «слушаюсь, сеньора». А вообще, ты, конечно, не должен был делать так с соком. Выливать что-то на свою сеньору – плохо. Ты понял?

Всё вокруг расплывалось у него в глазах, но вот её он видел четко. Торопливо кивнул, проклиная себя за эту торопливость и плещущийся в нём ужас. Задыхаясь, уткнулся головой в пол. Перед глазами плыли разноцветные круги, лёгкие горели. Это было хуже, чем тонуть. Много-много хуже.

Хуже этого был только огонь.

– Так-то лучше. Я, Исабель Альварес де Толедо, прощаю тебя, Ксандер ван Страатен.

Невидимая рука отпустила, прекратила сжимать горло. Ксандер глубоко вдохнув, закашлялся, и задышал тяжело, хватая ртом живительный воздух. Поднять глаза на Исабель он не решался.