– Да, мой вождь. Всё это правда. И я готов понести наказание. Я согласен на Алую Дань, дабы сохранить остатки моей чести, – сжимая кулак на груди произнёс Назмар. – Но к шпионажу я не причастен, вождь. Не причастен.

– Тогда суд выносит решение. Я, Гулзур зрог Регбедрок, вождь Гойрана и племени вегеров – признаю твою вину в содеянном. Родственники пострадавших забьют тебя до тех пор, пока не насытятся твоей кровью, – вождь вынес вердикт, даже не советуясь со старейшинами. Его голос звучал решительно, словно меч, разящий на битве.

Убийца молча вышел вперёд, зная, что его судьба уже предопределена. Он снял свой браслет и бросил его на землю, как символ своего поражения. Интересно, что творилось в его голове в этот момент? Жалел он о содеянном? Но как только ароканды из семей пострадавших вышли на площадь, он закрыл глаза и приготовился к концу. Он знал, что будет. Назмара привязали к столбу. Алая Дань заключалась в том, что пострадавшие возьмут столько крови, сколько захотят. И это зрелище было ужасным: осуждённого протыкали несколько раз, резали, пилили, в конце отрубили руку и снова проткнули насквозь.

Одокар стоял в шоке, не в силах поверить в увиденное. Райсенкард же попытался отвернуться, но его остановил Ураг, который шептал напряжённо:

– Ты должен смотреть. Отцу не понравится, если ты отвернёшься. Это признак трусости. Признак слабости, – дал совет младшему брату Ураг.

Райсенкард снова обернулся на казнь, на пытку. Что удивительно, Назмар ни разу не крикнул. Да что уж не крикнул, он ни звука не произнёс. Он всё время стоял с закрытыми глазами, застыв как камень. А когда дух покинул его тело, он выдохнул, и голова его опустилась, означая его смерть. Он заплатил кровью сполна. Но по крайней мере он мёртв, в отличие от того изгнанника, которого не примут ни в одну крепость свободных племён.

– Он это заслужил. Заслужил, – произнёс Ураг, пытаясь поддержать братьев.

Гулзур никогда не жаловал преступников, хоть на его счету было не так много подобных ситуаций. К ним он относился одинаково – с презрением. Однако на этот раз в его мрачных и холодных глазах, казалось, промелькнула искра уважения. Несмотря на то, что Назмар совершил ужасное преступление, он смиренно принял свою участь и умер, не издав ни единого звука – как подобает воину-ароканду.

После завершения суда толпа начала расходиться, кто куда. Семья вождя вернулась в длинный дом, где какое-то время будет царить тишина. Гулзур подошёл к Гримбашу, который точил копьё у кузни на улице, под ласкающими лучами осеннего солнца.

– Как Зафика? Я слышал, она скоро понесёт дитя, – обратился к сыну Гулзур, тень которого отбрасывалась на земле.

– Да, это так. У нас будет сын, – ответил Гримбаш, мельком взглянув в сторону отца. – Я уже купил землю в Музкорге. Там через несколько месяцев будет стоять мой дом.

– Чем здесь тебе не любо? – поинтересовался Гулзур, обходя сына с другой стороны и приподняв брови. – Не нравится убивать стариков?

Гримбаш выдохнул, раздражаясь от темы разговора, которая его совсем не радовала. Может он и не питал тёплых чувств к отцу, но убивать его на ритуальном поединке у него совсем не было желания. Впрочем как и становиться вождём.

– Я стар. Нет, не настолько, что завтра меня уже похоронят. Ещё пару десятков лет могу просидеть на деревянном троне. Но дело в престиже клана, понимаешь? – Спросил у сына Гулзур, почесав локоть. – Я могу ждать год, пять лет, десять. Ты главное дай знать, как будешь готов занять моё место.

– Я не буду вождём, не моё, – резко отозвался Гримбаш, уставившись в глаза отцу. – Войны, управление, битвы… Надоело это мне.