Райсенкард ещё утром слышал о том, что сгорел дом, но о суде и речи не было. Видимо стоило внимательнее слушать.

Гулзур указал, куда должны встать его сыновья, и они заняли свои места. Вождь поднялся к старейшинам, чтобы решить судьбы преступника и его сообщника.

На суде были все сыновья Гулзура кроме самого старшего. Гримбаш редко появлялся на подобных событиях – подобные зрелища вызывали у него лишь отвращение.

Сообщник стоял в центре на широкой круглой поляне, окружённой тотемами арокандских божеств. Его вид был виноватым, будто он осознавал свою глупость. Изгнание казалось для него лучшим выходом – если бы он выбрал Алую Дань, от него не осталось бы ни капли крови. Пусть страдает убийца, из-за которого он здесь. Никакие деньги не стоили этой авантюры.

– Ло́гхор зрог О́ргном, – начал Гулзур, обращаясь к обвиняемому. – Ты стоишь здесь, потому что тебя обвиняют в помощи убийце. Кодекс гласит: нельзя лгать пред ликом богов, вождя и старейшин. Это правда?

Сообщник, понимая, что лгать бесполезно – свидетельница выжила и в любой момент могла выступить против него, и видя, что дозорные явно не на его стороне, ответил честно. Убийца сам признался в своей вине, подставив Логхора. Будет врать, только ещё больше очернит остатки своей чести.

– Да, мой вождь. Это всё правда.

Гулзур и старейшины перекинулись парой фраз, после чего вождь продолжил:

– Я, Гулзур зрог Регбедрок, вождь Гойрана и племени вегеров – признаю твою вину в содеянном. Ты отказался от Алой Дани, поэтому отправляешься в изгнание.

– Поддерживаю, – поочерёдно заявили старейшины других кланов.

– Пред ликом богов объявляю, – произнёс Гулзур, воспринимая торжественность момента. – Логхор зрог Оргном, ты изгнан! Теперь ни в Гойране, ни в других наших крепостях тебе не рады. Сними свой браслет и не смей надевать его впредь. Ты изгнан! – с этими словами Гулзур закончил свою речь.

Логхор, не произнеся ни слова, снял свой браслет и бросил его на землю. Взгляд у него был пустым, ничего не выражающим. Дозорные вывели его за ворота, и он покинул крепость. Возможно он найдёт пристанище у других племён, что навряд ли. У него был лишь один верный путь – на восток, к стальным людям, где изгнанникам, как известно, всегда рады.

Как только с торговцем разобрались, настало время судить самого убийцу. К тому же заподозрили возможного шпиона из враждебного племени, с которым вегеры раньше воевали. Ситуация для него была безвыходной, так как от наказания в виде Алой Дани его не спасли бы ничьи мольбы – его ждала смерть от рук родственников пострадавшей девушки и убитого ароканда.

Гулзур, собрав весь свой авторитет ради справедливости, обратился к преступнику. Однако прежде, чем он смог хоть что-то сказать, пришлось угомонить толпу, желающую смерти преступнику, разрушившему счастье молодой пары. Оры, возгласы и крики – всё это звучало в одночасье. Гулзур вскинул руку, чтобы призвать народ к тишине. Его голос звучал как гром среди ясного неба:

– На́змар зрог Ло́кмар. Ты обвиняешься в убийстве свободного ароканда, ранении свободной девушки и поджоге дома. Ты был пойман нашими дозорными недалеко от места преступления, и им же ты сознался в содеянном. Ты подтверждаешь свои слова? Признаёшь свою вину? – его глаза сверкали, полные решимости. – Кодекс гласит: нельзя лгать пред ликом богов, вождя и старейшин.

Назмар выглядел скорее отчаянно, нежели виноватым. Словно какая-то тёмная волна вытягивала из него последние остатки надежды. К тому же слышать крики в свою сторону «Убить его! Топорами порубить! Он это заслужил!» – наверняка неимоверно тяжело. Назмар практически смирился со своей участью.