Правду он ей открыть не мог. Пока не мог.

Огонь требовал жертвы – жертвы, на которую Элина была не готова, которую в принципе не могла принести.

– Выход состоится завтра утром, – только и сказал Лио.

Элина отодвинулась от стола; губы ее были плотно сжаты, а глаза – глаза Ахны – смотрели осуждающе.

– Ты совершаешь большую ошибку, – сказала она наконец.

Лио не ответил.

Элина ухватилась за край стола, на лице заиграли желваки. В итоге, так и не произнеся ни слова, она ушла из кабинета.

Пламя зашипело. Лио устало откинулся на спинку кресла и, достав из-под курты подвеску Ахны, стал рассматривать тонкую резьбу.

Перед коронацией никто его не предупреждал, что Вечному пламени нужно принести в жертву того, кого любишь. Отец скрывал правду до самого последнего дня.

Лио был в ярости. Он отказался жертвовать Ахной, а пламя в отместку попыталось разорвать его на части.

Каким-то чудом он не погиб. И продолжал жить, наивно полагая, что проверку прошел и Великое пламя удовлетворил.

Вот только Ахна узнала, что это не так. Истина, как всегда, отыскалась в ее свитках.

Это случилось в храме, во время очередной церемонии Ашанты. Элине тогда только минуло семь оборотов. Вечное пламя пылало особенно жарко и хищно. Оно попыталось ужалить Лио, и тот, спотыкаясь, поспешил прочь, но огонь оказался хитрее – ухватил его за лодыжку. Так и утянул бы в яму, если бы Ахна с решительным видом не прыгнула туда первой. Вечное пламя испепелило ее в несколько секунд.

Вот она стояла у амвона, прижимая к себе Элину, – и вот ее уже не стало.

После ее самопожертвования пламя, насытившись, утихло.

Только тогда Лио понял, почему отец скрывал от него правду. Он хотел защитить сына – точно так же, как и сам Лио сейчас оберегал от этого знания Элину.

Чтобы взойти на Огненный престол и принять титул феникса, нужно было принести жертву: либо кровь, либо любовь.

Эту тайну тщательно скрывали от наследников, сообщая лишь в день коронации. Если общественность замечала исчезновение члена королевской семьи, для нее сочиняли объяснения: «Он сильно запил и сгинул в пустыне»; «Она отправилась на Первый материк, там заболела и умерла».

Хотя бы не было нужды скрывать безумие, что текло в крови правителей Раванса. Противники любили этим тыкать: «Почему вы терпите во главе страны сумасшедших?»

«Они отдают себя без остатка служению Феникс, – парировали монархисты. – Разве можно их за это винить?»

Поначалу рассказы о безумии были всего лишь способом отвлечь внимание от страшной правды, но в какой-то момент сами стали правдой. Род Равансов действительно обезумел. Отец Лио, двоюродный дед отца и многие, многие другие. Правда, оставался вопрос: они сошли с ума потому, что скрывали истину, или потому, что лишились своей главной опоры?

Лио знал, какое горе способен принести огонь. И, Феникс всемогущая, он хотел уберечь от этого горя Элину.

«Но есть ведь и другая причина?» – как будто зашептало пламя, и в его треске Лио почудился голос Ахны: «О мой Малхари, ты такой эгоист».

Он медленно развернул свитки. Хоть он и не мог расшифровать рунное послание, общий смысл был ему ясен. Вечное пламя предостерегало короля, напоминая о его преступлении.

Однако он поклялся защищать Раванс до последнего вздоха. Без него страну ожидает хаос, а Элине придется в одиночку сражаться против стаи гиен.

Лио вызвал Муфтасу.

– Помнишь девушку? – сказал он. – Ту, с волосами цвета звезд? Приведи ее ко мне. Посмотрим, горит она или нет.

Из архивов Пламенного ордена

Вознесшись над храмом, Феникс обратилась к жрецам, и голос Ее был пеплом.

– Почему они воюют за эту землю?