– Чтобы подвергнуть тебя когнитивному программированию, Валькон Тэтра должен был быть уверен, что ты сделаешься агентом Катраэта, – заметил Ланс. – А не сдохнешь себе в джунглях Гаргаунта, как он, я думаю, предполагал.

– Мы не знаем, что творится в башке у лазаря, – Арт сделал глоток тальяка, опустошив бокал наполовину. – Он – детище палеотека Забытых. Боевые разумы-Стратеги, которых они создавали, если верить скрипторским байкам, просчитывали триллионы вероятных исходов в пикосекунду. Может и Тэтра соображает не хуже. Может он все просчитал вплоть до моего бегства.

Ланс неожиданно нахмурился, наклонился вперед.

– С чего ты заговорил о Забытых, Арт? – спросил он.

Арктурианин махнул рукой.

– Да ни с чего. Подумал о Тэтре, вспомнил сталкера на Градауке. Неважно. Что я хочу сказать: Берилак не из тех, кто объявляет джакс с рукой мертвеца. Такие, как он, играют наверняка. А я – перевернутая карта, непонятно, что там: золотая корона или пустые чаши.

Арт отпил тальяк, покачал бокал на весу.

– Поэтому я полгода подбираю объедки, оставшиеся от других агентов, летаю в такую глушь, где точно не знают, какая сейчас по счету правит Династия, – сказал он. – А как только намечается настоящее дело, как было с тем конвоем Иглессов, меня тут же отзывают на Катраэт и снова отправляют к Аннун на рога. Заметь, Ланс, я не жалуюсь, просто говорю, как есть. Ты спросил, почему я думаю, что Берилак мне не доверяет. Я ответил.

– Я бы не сказал, что дело в недоверии, – возразил Ланс. – Давай внесем ясность. Берилак не доверяет никому. Это его работа. Но он всегда принимает во внимание факты, а не голую интуицию. Если бы он всерьез подозревал, что ты двойной агент, он либо прожарил бы тебе мозги на мемоскопе, либо скормил тебе серьезную дезинформацию и отследил утечку. В любом из этих случаев мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

– Предположим, – Арт усмехнулся. – Если ты не собираешься сейчас как раз скормить мне ту самую дезинформацию. Но давай считать, что нет. Тогда в чём дело? Есть сомнения, что я справлюсь с настоящей работой?

– О, в твоих навыках никто не сомневается, – усмехнулся Ланс. – Особенно после Тиндагола и Гаргаунта. Если Берилак в чём не уверен, так это в твоих мотивах. Видишь ли, он, на самом деле, не любит джакс. Карты для него слишком непредсказуемы. Любимая игра Берилака, он каждый день проводит за ней по несколько часов, это аркадианские шахматы. Берилак, между прочим, чемпион Гнезда, а до того выигрывал несколько престижных турниров в столице.

Ланс указал рукой в угол, где на изящно выгнутых ножках стоял столик с доской для древней игры. Вырезанные из драгоценной кости градаукского мастодонта фигуры – по двенадцать с каждой стороны – застыли в боевых порядках.

– Его подарок. Берилак часто говорит, что каждого человека Восстания можно представить в виде одной из фигур. Самое очевидное разделение – на пешек и свиту. Пешки ничего не решают, их двигает чужая воля. Они даже не выбирали свое место, его им определили обстоятельства. Очень редко они могут стать фигурой свиты, если дойдут до края доски и не погибнут.

Ланс поднялся из кресла, подошел к столику и снял с него солдата в большом шлеме, охранявшего угол.

– Свита – другое дело. Вот, например, Страж. Сильная, важная фигура. Может пересечь всю доску, вторгнуться на вражескую территорию. Может закрыть собой Императора. С ним одна беда – ходит только по прямой. Человек, которого привела под наши зеленые знамена приверженность идее, похож на Стража. Он может быть очень полезен, но мыслит линейно, однобоко. Как, например, наш друг Бедуир.