За ужином Ланс поделился свежими новостями из столицы. По его словам, в Сенате произошел раскол между старой аристократией – патрициями, к которым когда-то принадлежал его отец, и новыми лордами, в числе которых были Канторы. Камнем преткновения стал закон о неравных морганатических браках, принятый еще при Пятой Династии. Он мешал Дому Кантор породниться с императорской фамилией Пао из-за недостаточной древности рода черно-желтых.

На фоне закипающих страстей Император держался в стороне. Геон Третий мог простым волеизъявлением переступить через древний запрет, но по какой-то причине предпочел этого не делать. Он даже на время оставил столицу, отправившись в родовое поместье на планете Дзио. Тогда шершни, желавшие видеть на троне Лариену каэр Кантор, младшую дочь эрцгерцога Армина, надавили на Сенат, требуя отмены закона.

Ко всеобщему удивлению, давний союзник Высокого Дома Кантор небезызвестный пэр Ульфин каэр Градаук оказался против. Он выступил в Сенате как поборник традиций и требования к равнородству при заключении династического союза. Вокруг пэра Ульфина объединилось достаточное количество сенаторов, чтобы инициатива Канторов не была вынесена на голосование. На защиту интересов эрцгерцога бросились его вассалы и клевреты, получившие места в Сенате (а иногда и титулы) в результате стремительного восхождения Дома Кантор в зенит влияния в Империи.

Закипели публичные дебаты. Заскрипели невидимые колеса машины шантажа и принуждения, которую раскручивали обе стороны. На улицах столичного экуменополис от ругани и драк быстро перешли к сооружению баррикад, поджогам и мародерству. Охранявший императорский дворец гвардейский Алый Корпус был приведен в боевую готовность, и на орбите столицы – планеты Домус Ауреус постоянно барражировал линкор первого класса «Неукротимый».

Как круги от камня, упавшего в воду, зародившееся в столице беспокойство распространялось по Империи. Росли цены на оружие и наемников. Ганза, магнаты и Сестры Аннун обновили тарифы на перевозку. По Периферии поползли слухи, что вот-вот часть имперских гарнизонов будет отозвана в Золотые Системы. Кочевые флоты пиратов-пустотников, считавшихся окончательно разгромленными еще Браном Фендигайдом, были вновь замечены возле Мон-Сальват и Тейрана.

Арт внимательно выслушал рассказ Ланса о противостоянии сторонников Канторов и каэр Градаука и вынес свой краткий вердикт. «Пусть те и другие сгорят», – сказал он.

После ужина перешли к камину. Там утонули в огромных кожаных креслах, которые, по словам Ланса, за астрономические деньги были куплены на согнитском аукционе, доставлены титаном Сестер на Фарху, а изготовлены были чуть ли не в доимперские времена. Арт нашел кресло исключительно удобным, распиваемый у огня тальяк отвечающим моменту, а момент полностью подходящим для того, чтобы, наконец, поговорить о деле.

– Скажи, командор, – сказал он Лансу, который, сменив вино на местное бренди, с задумчивым видом разглядывал янтарную жидкость в граненом бокале. – Раз ты меня позвал сюда, надо ли понимать, что Берилак готов начать мне доверять?

Ланс не стал делать вид, что удивлен вопросом. Он слегка пригубил напиток, цокнул одобрительно языком и в свою очередь спросил, внимательно глядя на Арктурианина:

– А почему ты думаешь, что он тебе не доверяет или не доверял?

– Я бы не доверял на его месте, – ответил Арт. – Я провел несколько месяцев в плену, в руках одного из самых упорных врагов Катраэта. В Рексеме, где меня держали, общеизвестно используются технологии воздействия на сознание. Меня могли не только выпотрошить на мемоскопе, – при этих словах лицо бывшего узника на секунду застыло, стало похоже на бледную маску заключенного 12-462. – Мне могли полностью стереть и записать заново личность, превратить в бомбу с часовым механизмом, в заводную куклу Канторов.