Но!

Но один из электронов одной из молекул как раз после падения (из-за падения? post/propter hoc?) на долю наномéтра, в общем, строго говоря, все еще на уровне своей облакообразной орбиты, лишь качнулся в сторону от ядра, на своем, то есть, оставаясь уровне, ну по крайней мере, надеясь тут же, незамедлительно, через какую-то наномилисекунду на него вернуться.

Однако «вдруг» и «не тут-то было»! (Не все в природе случается, как нам хочется или как мы планируем или ожидаем, слишком доверяясь опыту, т.е. виденному и пережитому раньше и потому принятому за закон.) Электрон тут же заарканило в зону своего притяжения протонно-нейтронное ядро соседней молекулы. Добавление еще одного электрона превратило аллигаторову молекулу в молекулу тоже живого существа, но другого типа, занимающего другую ступеньку на эволюционной лестнице – в сущности, конечно, спирали, витой лестнице. Эта изменившаяся молекула вызвала перераспределение вещества среди соседних молекул (по принципу, знакомому широкой публике под названием «эффект домино»), которые в свою очередь стали так же влиять на свое окружение. И пошло, и поехало.

Что тут и говорить, случилась самая настоящая цепная, доминирующая реакция (и в смысле «домино», и в смысле «доминировать», ведь реакция в мгновение ока стало доминировать над статикой). Сначала на атомно-молекулярном уровне. Но ведь он связан с более высокими уровнями: и результат не заставил себя долго ждать. Стали пересоставляться ткани организма экс-аллигатора, перераспределяться количества массы вещества в теле, некоторые ткани качественно изменились до неузнаваемости, в конце концов – стал переформировываться, т.е. метаморфизироваться (простите мне, как говорится, т.е. как сказал поэт, невольный прозаизм), видимый облик. Жирные бока начали уплощаться; избыточная жировая масса превратилась в мышечно-хрящевую и была распределена по конечностям. Передние удлинились, нарастили бицепсы и трицепсы, лапа расширилась по сравнению с предплечьем, налилась мышечной массой с рекоподобными картографичностями кровеносных сосудов, когтистые обрубки бывшей крокодильей культяпы превратились в кисть с длинными пальцами с красивой, продолговатой формы ногтями. Правда, один, безымянный, палец получился длинноват. Но – пока – с этим разбираться мудрая и терпеливая природа не стала.

Пошла – пока – дальше: начала отделывать, по-микель’аджеловски отсекая ненужное, оттачивая, торс. Вот, появилась талия; вот, округлились ребра, а под торсом и бедра. Существо оказалось стоящим на четвереньках. Поднялось. Вернее, уже – поднялся. Все еще в крокодильей коже на берегу уже стоял настоящий красавец витязь скандинавского типа.

Тут-то и дошла очередь до удлиненного безымянного пальца. Локализованная цепная реакция довершила свое антропоморфное дело – палец стал уменьшаться, сравнялся с указательным, оставив первенство за средним, третьим из пяти. Что до оставшейся от бывшего избытка живой материи, то за неимением иных вариантов (ведь, напомним, реакция локализовалась, а значит, вещество ни в какую другую часть тела уже пойти не могло) сначала утолщилась вторая фаланга, потом она все-таки, будто передумав, вытянулась, спустив лишнюю массу вниз, первой фаланге – ведь та все равно и так толще, и потому ей-де все равно, быть на сантиметр-пару толще или уже. Но и первая фаланга отторгла избыток, послав составляющие его (избыток) клетки «на заклание», то есть, в переводе на биохимический – на неорганизацию. Поясним, что слово это – не антоним организации, а название процесса превращения органического в неорганическое. И действительно, через пару секунд в природе в очередной раз был зарегистрирован процесс ракохода (обратного хода) от живого к неживому: на первой фаланге образовался нарост, который сначала потемнел, став коричневым, потом вдруг начал осветляться и наконец засверкал золотым кольцом.