Жертвой нелепого конфликта оказался Иван Олфимович Кольцов (иногда его звали Яковом) – первый красноярский атаман пешей сотни, пришедший на Красный Яр вместе с Андреем Дубенским. А тут оплошал боевой командир: привез красноярцам годовое жалование, но не привез провианту.
Воевода Дубенский выгнал из приказной избы вернувшегося из Енисейска без хлеба атамана. Казаки восприняли это как показатель вины Кольцова, потащили его на городскую площадь и стали бить. Забили до смерти, а труп атамана сбросили в речку Качу.
Пришлось красноярцам самим отправляться в Енисейск за провиантом, а заодно в тайне сговорились пограбить на Ангаре подвластных Енисейскому острогу ясачных людишек, убить воеводу, разграбить город и по Оби через Березов пробраться в Россию на родину.
С молчаливого согласия воеводы, которому обо всех своих планах заговорщики не докладывали, почти половина красноярского гарнизона покинула место службы и отправилась вниз по Енисею. В первых числах июля 130 красноярцев внезапно появились у стен Енисейского острога. По плану красноярцев, несколько человек должны были проникнуть в острог и, напав на караул, открыть ворота. Но енисейцы заподозрили недоброе. Они позволили нескольким бунтовщикам войти, после чего их разоружили и арестовали.
Выяснить полностью замысел красноярцев у пленников удалось не сразу: даже пытки не приносили результата. Битье кнутом и прижигание раскаленным железом они выдерживали. Тогда было решено внести разнообразие в процесс пытки: им обрили наголо головы и стали лить студеную воду. Только так удалось вырвать подтверждение сведений о «воровском умысле». Предпринятая красноярцами попытка штурма острога была быстро пресечена: залп из всех четырех острожных пушек и пищалей охладил пыл бунтовщиков не хуже ледяной воды, остудившей головы их пленных товарищей. Не рискнули они идти на дальнейшее безрассудство. Оставалось только продолжить грабежи.
Вместе с перешедшими на сторону бунтовщиков разными проходимцами из Енисейска и некоторыми сосланными в государеву пашню крестьянами красноярцы пограбили проживавших на посаде торговых и промышленных людей «до нага». Потом пошли на Ангару и, разжившись чужим добром и продовольствием, в конце концов вернулись в Красный Яр.
Заговор раскрыли, главных заговорщиков показательно наказали, и чудом удалось отстоять право на жизнь красноярского острога от озлобленных енисейцев. Но память осталась…
Воевод, наместников царских, поставленных на тамошнее кормление, то есть на почти полное местное самообеспечение – красноярцы и в грош не ставили, особенно безмерно алчных и чванливых. Те на тучном кормлении наглели до крайности, дурели до лютости, приводя стойких казаков в телесную немощь и отчаянье, состояние, в коем «вовсе не мочно жить» от воевод-разорителей, грабителей, мучителей.
По лютости воевод также грозны и беспощадны становились сибирские бунты. В самом мягком виде им просто отказывали от воеводства, а чаще изгоняли из городов или избивали до полусмерти самих воевод и их сторонников. На их место избирали выборных «судеек» либо заводили свои мирские круги, советы, думы. И незаконные эти думы, вольные, воровские (слово «вор» было синонимом бунтаря, разбойника), сами вершили воеводскую власть и справляли всякие государевы дела.
А дальше шло по заведенному кругу: на место лихих воевод наезжали из Москвы новые, правившие сперва с опаской, глядя на местных воровских людей, а после – шибче да круче, и повторялось всё заново до нового бунта и новых назначений. Особо нетерпеливые и свободы чаявшие служилые люди срывались с насиженных мест, шли дальше по Сибири и Востоку дальнему, а то и за Великий океан, открывая и заселяя новые земли себе на волю и отечеству на пользу.