Нельзя сказать, что эти и многие другие пороки присущи исключительно русскому народу. Известно, что и в Европе средних веков процветали грубость и жестокость нравов, но к описываемому нами периоду они постепенно уходили в прошлое. На Руси же пороки «мрачного средневековья» еще очень долго «правили» во всех слоях общества.
«В атмосфере непрерывной резни складываются типичные черты красноярского служилого человека 17-го века: склонность к своеволию и буйству, жестокость и падкость до наживы и – выше всего – вольнолюбие, дух непокорства и независимости.»14
Вот ещё одно свидетельство о сибирских нравах того времени:
«…Прослышала она, что митрополита Сибирского и Тобольского домовые дети боярские митрополичьими десятниками в разные сибирские города посылаются и там бесхозных девок и вдов к разным пакостям принуждают, а иных, догола раздев, груди им до крови давят и прочие гадости силою творят, грозятся в блядню упрятать и продают разным никчемным людям, и деньги себе берут…»15
Но прервёмся ненадолго в разговоре о нравах. Речь у нас пойдет о некоторых фрагментах истории Красноярска и прилегающих к нему территорий. Красноярск, основанный русскими казаками в первой половине 17-го столетия, и по наше время сохранил особую прелесть окружающих ландшафтов.
Почти вплотную к городу с юго-западной стороны подступают отроги Саянских гор, откуда собственно и течет Енисей. Здесь это невысокие горы, покрытые сплошь тайгой. У Красноярска отроги Саян почти обрываются и дальше, вниз по Енисею, в северном направлении горы постепенно заканчиваются. А со стороны левого берега и устья речки Качи гор и таежной растительности почти нет – небольшие холмы и ровные долины, которые в прежние времена были, вероятно, гораздо лесистее, покрытые сибирской тайгою.
Описывать природные красоты Красноярска и окрестностей можно очень долго, но не менее интересен исторический и человеческий «ландшафт» этого края, чему и будет уделено основное наше внимание.
Практически поголовным явлением в чиновничьих кругах Сибири того времени (не только Сибири и не в то лишь время) было мздоимство и казнокрадство. Почти каждый третий начальник высокого ранга был судим за такие грехи, некоторые казнены, как например, уже в правление Петра Первого сибирский губернатор князь Матвей Петрович Гагарин, которого мы тоже слегка коснемся в наших историях. Следует признать, что воровство было и остается важнейшей особенностью национальной культуры, как теперь принято говорить, «национальной скрепой».
Русские, особенно те из простолюдинов, которые вышли в знатные люди по счастью или по богатству, в какой-нибудь службе или должности, чрезвычайно высокомерны и горды. Хоть и государевы холопы – сибирский служилый люд, да не чета московской царевой челяди. Воля сибирская в кровь и плоть проникла вместе с особой дурью, поголовным пьянством, особенным казачьим зазнайством, гордыней сибирской, вседозволенностью, от государевой власти далекой. Особый сибирский характер слепливался не сразу, опыт жизни «на отшибе» обретался столетиями. Однако уже с начала 17-го века свойства «особых контингентов» сибирского казачества, а также шедших за ним не по своей воле ссыльнопоселенцев, беглых крепостных крестьян и прочих, как бы сегодня сказали, маргиналов и авантюристов – все это формировало особую человечью среду.
Особой непокорностью до необузданности сразу прославились красноярцы. Не зря их прозвали «бунтовщиками». Задолго до описываемых ниже событий конца 17-го столетия известны были они своей строптивостью и жестокостью.
В 1629 году, почти сразу после основания города и постройки острога на Красном Яре Андреем Дубенским, взбунтовались казаки от недостатка хлеба и других припасов. Справляться с продовольственными трудностями своими силами они ещё не научились: своими огородами и пашенными крестьянами обзавестись не успели, навыков выживания в тайге не освоили в полной мере. А тут незадачка вышла. При вечном российском бардаке не организовало начальство завоз продовольствия. Сами красноярцы не позаботились, да и некогда им было туда-сюда мотаться – новый острог обустраивали, и начальство это знало. Голод терпели, ждали. А казакам Енисейского острога в облом стало задарма печься о соседях-конкурентах по «местному кормлению» и грабежам (то бишь, ясачному оброку) коренного таежного населения.