Кто хоть раз был на своей свадьбе, меня поймёт. Это тяжёлое испытание для брачующихся за деньги родителей. У нас же собралось порядка тридцати человек. Я даже не представляю, где они всю эту братию на ночь размещали. Нас должны были расписывать в Калининграде в одиннадцать часов. В восемь утра за нами приехали две «Волги», одну из них организовал Витя, другую – мой папа. Пробки на МКАДе тогда были явлением неизвестным, поэтому до места мы доехали буквально часа за полтора. Там нас благополучно расписали, и в результате мы уже в час тридцать были дома, по дороге сфоткавшись у огромного памятника Ленину у поворота к музею «Горки Ленинские». Народу было хорошо. Что-то мама наготовила, что-то привезли из столовой. Антиалкогольная компания ещё не набрала больших оборотов, поэтому бухла в разных градусах тоже хватало. Как все молодые, мы замучались целоваться под «Горько!», пить нам не давали, да Наташка и не любитель; когда нас наконец отправили спать, нам было уже не до чего: обнялись и вырубились.
Второй день был поспокойнее, часть гостей разъехались, алкогольные строгости на меня распространялись уже меньше, к тому же у Наташи в этот день был день рождения. Успела девушка таки выйти замуж в двадцать два года. В результате это был уже не столько день свадьбы, сколько birthday, или, как сейчас говорят, «днюха», и я позволил себе немного оторваться, чтобы забыть ужасы первого дня… Неделю мы прожили у моих родителей в доме отдыха, гуляли по лесу среди высоченных сосен и по аллее вдоль берега речки, перегороженной плотиной, только раз съездили в Москву за Наташкиными шмотками…
27 июля 1985 года мои родители и тёща на батином «Запорожце» привезли нас в аэропорт Домодедово, сфоткали на память, посадили в самолёт Москва – Фрунзе и отправили в неизвестность… Что нас там ждёт? Одно меня успокаивало: там нас встретят мои родные и любимые люди, дяди и тёти, среди которых прошли лучшие дни моего детства. Свою уверенность я пытался передать Наташе, а то её слишком уж потрясывало. Это был первый авиарейс, который я совершал со времён своего раннего детства. Я смотрел на расстилающиеся внизу казахские степи и думал: что там ожидает меня впереди, где предстоит тянуть служебную лямку и сколько Наташке предстоит перенести. Я-то это вполне себе представлял, а вот ей каково там будет…
4. Лейтенант – дух, или Изорванный комбез.
Прежде чем начать своё повествование о моём вхождении в рутину армейской службы, надо рассказать ещё об одном человеке, с которым меня свела военная судьба. Мой непосредственный начальник Сергей Владимирович Марьин. К слову сказать, на завод он прибыл месяца за три до меня, но уже успел заставить коллектив себя уважать и даже побаиваться, несмотря на то что был он всего лишь старшим лейтенантом на майорской должности и старше меня года на три. Среднего роста, он был широк в плечах и, по-видимому, обладал немалой физической силой. Я позднее как-то в этом убедился, когда он, за что-то разозлившись на солдата, так дёрнул его за ремень, привлекая к себе, что ремень лопнул у него на спине. Кто хоть раз видел солдатский кожаный ремень, понимает, о чём я.
Большая голова, довольно высокий лоб, офицерские усики под небольшим, но аккуратным носом, внимательный взгляд карих глаз. Он заменил на этой должности целого майора, который был переведён в Туркестанский военный округ, так тогда называли Афганистан, на какую-то тыловую должность. По рассказам Стебля, Марьин был переведён на хлебозавод из начальников продовольственной службы стройбата, где за пару лет после окончания профильного офицерского училища в Вольске Саратовской области навёл у себя в хозяйстве такой идеальный порядок, что проверяющие комиссии, привыкшие к неискоренимому бардаку в подобных службах в ВСО (военно-строительных отрядах), только диву давались: у него чуть не свиньи в свинарнике строевым шагом ходили. Его заметили и повысили, создав карьерную перспективу.