– О чем это ты? Поступай как знаешь! – шикнул старший.

Внезапно мужчина упал на землю в припадке. Его тело выгнулось дугой, голова закатилась, а изо рта пошла белая густая пена. Легионеры брезгливо отошли назад, ближе к воротам.

«Мало ли сумасшедших бродит по городу в этот день», – подумал старший. Он без сомнений вышвырнул бы несчастного за пределы города, утопив в темной реке, но что-то его остановило – возможно, куски дорогой одежды, скрывающие тощее тело, или метка собирателя податей. Внезапно человечек прервал его мысли, продолжая хаотично, но уже с новой силой биться о дорожные камни. Послышался звук рвущихся сухожилий и треск готовых сломаться костей. Приступ продолжался недолго; хрупкое тело бессильно обмякло на мокрых от крови булыжниках.

– Уведите его и допросите, – рявкнул старший легионер.

Несколько солдат одним рывком оторвали от мостовой легкое, кажущееся невесомым тело и поволокли в здание напротив.

– Он сказал… – продолжал шептать мужчина, трясясь от холода и сомнений. – Как мне поступить… Я поступил…

Следом за ним по каменистой мостовой тянулся густой липкий след. Кожа на коленях стерлась до белоснежных костей, стопы были вывернуты в противоположную сторону.

– Бросьте этот жалкий мешок с костями за решетку, пусть очухается, – хмыкнул один из солдат. – Всю смену испоганил!

Он смачно плюнул в сторону жалкой тени, лишь отдаленно схожей с человеческой. По загоревшему грязному лицу мужчины текли ручьи слез, смешиваясь с кровью, которая тонкой струйкой сочилась из рваной раны на лбу. Она капала на ледяной каменный пол, устланный тухлой соломой, и пропитывала тонкую разорванную накидку – все, что осталось от когда-то роскошного одеяния. При свете луны, пробивающейся через небольшое устье здания, тщедушная фигура продолжала дрожать и рыдать. Наконец она затихла и распростерлась на мокром полу, безжизненно уставившись в мрачный потолок камеры.

Ранним утром дверь отворилась, вошел рослый легионер с бельмом на глазу. Он сдвинул огромной ступней в кожаной сандалии грязное худое тело и присел рядом на корточки. Могучей рукой легионер подцепил человечка за жалкое одеяние и уставился на смутьяна одним видящим глазом. Тело смердело, казалось мертвым, но легионер ощутил на своей плотной, прожженной солнцем коже слабое, едва уловимое дыхание.

– Мне передали, что ты устроил, – рыкнул солдат.

– Ближе, – прошептала тень. – Наклонись ко мне…

Легионер подтянул его к своему огромному уху.

– Не вздумай меня обмануть. Говори!

Мужчина, собрав последние силы, что-то быстро шепнул слепому на один глаз легионеру и бессильно упал на солому. Солдат резко поднялся и, подойдя к двери, бросил последний взгляд на страдальца, после чего запустил мясистую руку с короткими пальцами в кожаный мешок, висящий на ремне, и брезгливо швырнул блестящие монеты на воняющий потом, кровью и испражнениями пол. Не оглядываясь, легионер вышел; его донесения давно ждали. Узник же принялся стенать и рыться в соломе в поисках серебряных лунных кусочков.

Его зрачки сузились, когда он нашел первую монету. Не стряхивая грязь, мужчина стал пожирать найденные монеты одну за другой, измельчая остатки зубов в пыль.

– Он сказал сделать это быстрее… – судорожно рвалось из его горла.

В небольшой комнате автоотеля около станции Камарчага напротив грязного окна сидел Глеб Берг, куривший очередную крепкую сигарету из быстро пустеющей пачки.

«Скоро сутки как моя группа здесь, а Неверов так и не появился. Значит, сделка отменена. Денег мы за нее не получили, вероятно, и не получим… Груз перехватят, а нас ликвидируют. Получается, что решение о нейтрализации было принято гораздо раньше. Тогда все становится понятней, а для нас во многом проще, – размышлял он. – Теперь мы сами по себе. Хорошо, что я заранее просчитал такой ход событий и подготовился. Уйдем, а там найдем покупателя и завершим сделку, но уже на наших условиях», – решил Берг, взглянув на сидящую рядом тощую уличную собаку, ставшую его спутником в эти часы. Ее глаза все еще с надеждой смотрели на каждые человеческие руки, которые дарили иллюзию любви и заботы, бросая мусор, кости и остатки хлеба из покосившейся двери столовой на заднем дворе отеля. Тонкая дуга позвоночника и искалеченные конечности были обтянуты полупрозрачной кожей, покрытой клоками желтоватой шерсти… Собака коснулась ноги Глеба, спасаясь от холода и одиночества. «Пожалуй, скоро перестанет надеяться и сдохнет», – подумал наемник, дав куриную кость и слегка отстранив псину от себя, но она быстро сжевала остатки и вновь подошла к нему, и сколько бы Глеб ее ни отгонял, оставалась рядом. В конце концов он погладил собаку: пусть теперь всегда будет с ним в его страшных снах и видениях! Словно сама смерть, которая неотступно идет следом.