– Как, по-вашему, сколько лет этой женщине?

– Не меньше восьмидесяти, – уверенно ответил я. – Скорее – больше. Но не думаю, что сто. Столетние старушки кросс не бегают.

– Восьмидесятилетние тоже, – парировал патологоанатом. – Ей пятьдесят четыре. Было.

И действительно. Однако я все равно не понимал. Хорошо, пятидесятичетырехлетняя женщина выглядела на восемьдесят, бывает. Бежала быстро – свидетели, как обычно, преувеличили, в этом я не сомневался. Сердце не выдержало. И что?

– Видите ли, – смущенно (как мне показалось) сказал патологоанатом, – я-то провел поверхностный осмотр. Аутопсию сделают, если будет требование полиции. И наверняка, не я. Мое сугубо предварительное мнение: смерть не естественная.

– Вы хотите сказать, миссис Роверо убили? – с недоумением спросил я.

– Ничего подобного я не утверждал! Что дальше – решать вам.

Потом я поговорил и с ее сыном, и с соседями, с ее двоюродной внучкой, посмотрел фотографии, изучил – с помощью семейного врача – медицинскую карту. Все, что я узнал, соответствовало ее возрасту: пятьдесят четыре года и три месяца. Ее видели десятка два человек в парке еще тогда, когда она не мчалась, подобно гепарду, а бежала, как обычно, трусцой. Ее знали, она бегала каждое утро. И в то утро – так утверждают все – выглядела так же, как обычно. Бег продолжался минуту или немногим больше. В конце забега миссис Роверо превратилась в старуху. И сердце остановилось.

Как потом оказалось – после аутопсии – состояние ее внутренних органов соответствовало возрасту более восьмидесяти лет. Но – без каких бы то ни было патологий. Просто старый организм.

Дело о возможном криминальном вмешательстве поручили, конечно, мне. Криминалисты – после множества тестов – утверждали, что никаких препаратов в организме женщины обнаружить не удалось. Естественной смерть тоже нельзя было назвать.

В конце концов, я сдался и закрыл дело за отсутствием объекта преступления. Пусть медики изучают этот поразительный случай.

Слышал, что «случай Р.» был описан в медицинском журнале. Возможно, даже в «Ланцете».

* * *

Прошло несколько недель. После утомительного допроса я возвращался домой пешком, вечер был теплый, воздух, на удивление, свеж. Недавно прошел дождь, и городская пыль прилегла на землю отдохнуть… Шел я медленно и обратил внимание: женщина, шедшая навстречу, поравнявшись со мной, остановилась и посмотрела в мою сторону. Именно так: не на меня посмотрела, а в мою сторону. Я прошел мимо, но почувствовал неодолимое желание обернуться. Знаете, как это бывает. Будто кто-то подталкивает в спину. Определенно, в человеческом взгляде есть некое физическое давление. Вы, как бывший физик, можете утверждать обратное… Нет? И с вами такое бывало? Вот видите. Наука это не объясняет, а ведь эффект чисто физический.

Так я о чем… Естественно, обернулся. Женщина стояла и смотрела уже не в мою сторону, а именно на меня, будто узнала и не решалась заговорить. Тогда и я узнал ее, хотя видел единственный раз – на похоронах миссис Роверо. Она стояла там в отдалении, одна, никаких эмоций на ее лице я не заметил, а потому зафиксировал взглядом и перестал о ней думать.

Несколько секунд мы друг на друга смотрели, а потом она смущенно спросила:

– Вы детектив Златкин?

– Да, – кивнул я. – А вы…

– Луиза Кронгауз. – Она говорила тихо, в уличном шуме ее трудно было услышать, и я подошел ближе – пожалуй, слишком близко. Недавно закончился очередной карантин, и не знакомые люди обычно старались держаться друг от друга на расстоянии вытянутой руки.

– Вы были на похоронах… – Я не закончил фразу намеренно, чтобы услышать ее ответ, подтверждавший мою память.