До определенного момента в ответ мне раздавался скрип и грохот перетаскиваемой мебели, но в разгар своих душераздирающих воплей я неожиданно поймала себя на мысли, что уже несколько минут как за дверью воцарилась тишина. Означать это могло либо то, что второй пилот покинул гостевой дом и благополучно отправился в одному ему известном направлении, либо то, что Урмас мертв. От обоих вариантов мне хотелось убиться головой об стенку и погрузиться в небытие – как можно было быть такой наивной, чтобы глупо проморгать созревший в затуманенном мозгу второго пилота план? А я-то дура набитая, думала, что он все осознал и переосмыслил, и теперь мы вместе пойдем по дороге искупления… Неужели так сложно было сразу понять, что сумасшедшим нельзя верить? Дьявольски изобретательный ум Урмас Лахта погубил полторы сотни человек на борту самолета, а уж меня переиграть для него и вовсе оказалось плевым дельцем! Я развесила уши, слушала его откровения, сочувствовала, плакала, клялась в любви, а он в это время обдумывал, как бы от меня побыстрей отвязаться. И я ведь знала, что Урмас не в себе, он и не скрывал, что является психом со справкой, так почему я ему так верила, зачем утешала его, обнимала? Чтобы в итоге он запер меня в ванной и свел счеты с жизнью? Ладно, допустим, Урмасу удалось обвести меня вокруг пальца, и за дверью меня поджидает его остывающий труп, но это же до какой степени надо быть эгоистичной тварью, чтобы оставить меня умирать от голода и холода рядом с туалетным бачком? Вдруг сюда еще месяц никто не наведается? Да, я понятия не имею, как мне жить без Урмаса, но какого черта моя агония должна быть настолько растянутой и долгой? Хотел бы меня убить, тюкнул бы чем-нибудь по затылку, я бы и пикнуть не успела, но не так же по-свински! А если Урмас жив, что тогда? Скажет ли он кому-нибудь, что я здесь или оставит на волю провидения? Нет, это ни в какие ворота не лезет – выжить в автокатастрофе и потом бесславно окочуриться в сортире!

Удостоверившись, что справиться с нагромождением мебели у меня элементарно не хватит физических сил, я в приливе ярости пнула дверь и с клокочущим внутри раздражением взглянула на себя в маленькое настенное зеркало. Помимо того, что с такой пожеванной физиономией меня можно было запросто посылать на конкурс красоты среди зомби, созерцание «мерзкого стекла» внезапно подарило мне кое-что еще: прямо позади меня в ванной комнате располагалось затянутое непрозрачной пленкой окно.

ГЛАВА XVIII

Великолепно понимая, что другого выхода, кроме как выбираться на улицу через оконный проем, у меня объективно не было, я для проформы немного потопталась на месте и решительно вскарабкалась на подоконник. К счастью, беспечные европейцы в отличии от моих наученных горьким опытом квартирных краж соотечественников не оснастили окно прочной металлической решеткой, и мне удалось достаточно просто покинуть ставшую моей тюрьмой ванную. Перед тем, как спрыгнуть на землю, я настороженно огляделась по сторонам в поисках караулящего меня под окошком Урмаса, однако, следов присутствия второго пилота в обозримой перспективе не наблюдалось. То ли поглощенный своими мыслями Урмас допустил досадную оплошность в расчетах и банально выпустил спасительное окно из вида, то ли он изначально знал о его существовании, а нагромождение мебели под дверью было призвано лишь помочь ему выиграть время и скрыться из-под моей опеки, пока я не сообразила, что делать дальше. Так или иначе, подлый и бессовестный план Урмаса сработал на все сто процентов: закрыв меня в ванной, он получил хорошую фору, и когда я, наконец, спустилась с подоконника, мне оставалось лишь уповать на его благоразумие и страстно надеяться, что он не успел совершить непоправимых поступков.