– Именно так, ваше сиятельство, нам нужно будет тратить слишком много энергии, которую мы и без этого берём из ядер. Мы просто преобразуем одни ядра в другие, поэтому нам будет необходимо найти новый источник энергии. Более того, сама технология преобразования материи в больших количествах для меня всё ещё остаётся загадкой, ибо я пока не могу задуматься о применении мега-ампер или тера-ампер тока, что само по себе будет слишком большим риском.

– Понимаю вас, Амет, – задумчиво прогладив бороду ответил граф Самуил Мур. – Эту проблему действительно нужно решить.

Их мысль прервало то, что они уже приблизились к перекрёстку, откуда уже был виден особняк барона Смерти. Тут граф Мур вспомнил о том, что не удосужился уточнить у прислуги место встречи с бароном, а только время, поэтому он обернулся в сторону стражей и отправил одного из них для уточнения точного места их встречи. Если же барон уже покинул своё поместье и находиться у водопада, то и до него не столь далеко отсюда – стоит только свернуть.

Пока графы ожидали стражника в уши изобретателя словно эхом ударилось дальнее воспоминание – пение почти что будущей народной итальянской песни, которую он слышал здесь несколько дней тому назад и поражался масштабам войны, в которую он ввязался. Эта музыка была невероятно приятной, словно уносящей с собой вдаль, но суть вместе со смыслом в глобальном плане были действительно страшными, что не могло не пугать учёного, особенно после всего того, что произошло за эти дни – сколько трагедий и как при всех этих обстоятельствах можно было не вспомнить то безмятежное время, в которое они прибыли сюда.

Он бросил взгляд в сторону графа Мура, который точно мраморный памятник замер на месте и только безмятежно колыхались кончики его пышкой чёрной шевелюры и возможно слегка двигались его большие зоркие зрачки со значительной периферией, углом его пронзительного взгляда. Точно также он стоял, гордо осматривая всё вокруг, когда они впервые спустились с «Митры», когда прибывал покойный герцог Бактрийский их встречать и когда им выделили экипаж, а любезный барон Барруа даже своего камердинера, недавно трагично окончивший свой жизненный путь. Все эти погибели, все эти случаи не могли не изменить Амета, который осматривал просторное поле, ощущал этот запах ветра и растительности, в которых он раньше видел безмятежность, а теперь он словно даже от них ощущал металлических запах и привкус.

Его сон, когда они вернулись из Люксургии, кажется, исполнялся в самом страшном ключе, но скоро это должно кончиться, а пока, покой в котором он пребывал давал возможность ему успокоиться и это состояние сейчас для него было очень даже ценным, которое не хотелось терять. Думая об этом, он даже думал о том, что ему следует усилить свою мизантропию, усилиться и стать циником, но постоянно сохранять такой настрой пред всеми для своей же безопасности достаточно трудно. Но сейчас, когда они находятся в меньшей безопасности и не в обществе, он мог позволить себе вольные и спокойные мысли и первой была весьма парадоксальная и странная мысль – как же молоды они были… Об этом Амет думал так, словно он прожил всю свою жизнь за эти 20 с небольшим лет, увидел и пережил через столько различных событий, трудностей и радости, что мог даже вспомнить о своей «молодости».

Сколько всего удалось достигнуть, о чём столько он мечтал, сейчас перед ним и теперь он вспоминает о прошлом. Какое же удивительно существо было порождено природой и случаем, которое всегда проситься вперёд, но оказавшись там, думает о том, что было до этого. Хотя, возможно, Амет ощущал это не сколько в виде цикла, а скорее в виде закрученной винтовой лестницы, ибо теперь он размышлял о своём детстве, как о «молодости», когда он порождал интереснейшие и наивные мысли, которые он должен реализовать ныне, но в большем масштабе.