Во-вторых, законы и другие правовые акты, действовавшие на территории России до вступления в силу Конституции 1993 г., применяются в части, не противоречащей Конституции.

Для федераций, исторически сложившихся в результате реального объединения, характерен практически весь набор государственной атрибутики, в том числе решающие и обязательные объективные характеристики государства – самостоятельное осуществление государственной власти (хотя и в конституционно ограниченных пределах), собственная территория и собственное население[162].

В конституционном праве разных стран сложилось убеждение, что субъекты федерации суверенитетом не обладают, он принадлежит только федерации.

Несмотря на то, что Конституционный Суд РФ принял в 1994 г. положение о государственном суверенитете, содержавшиеся в конституциях и уставах субъектов Федерации, не соответствующим федеральной Конституции, официальной реакции на это решение в России долго не было.

Существует позиция, в соответствии с которой государственный суверенитет может разделяться на два или три уровня управления.[163] Государство расчленяется по оси «центр» – «периферия», по которой власть также может ограничиваться. Это обеспечивает разграничение компетенции, вытекающее из принципа федерализма. Представительные органы отдельных территорий (субъектов федерации) могут иметь приоритетные правомочия по сравнению с центральными государственными органами, и это ограничивает центральные ветви власти.[164]

В то же время понятие государственного суверенитета имеет целостный характер. Как и государственную власть, его нельзя распространить на все уровни управления, но государственная власть есть у субъектов федерации, а государственного суверенитета у них нет.[165]

Третья позиция ученых состоит в том, что в федерации государственный суверенитет принадлежит только федеративному государству.

В федерации возникает проблема государственного суверенитета, суть которой – в установлении наличия качеств суверенного субъекта по отношению к двум уровням или формам государственности, т. е. федеральному целому и составным частям. Таким образом, проблема соотношения государственных суверенитетов федерации и ее частей стала для отечественной науки еще более важной и актуальной, чем прежде.

Сегодня, наряду с «горизонтальным» разделением власти на законодательную, исполнительную и судебную, в России развивается не менее сложный процесс перераспределения полномочий между федеральными властями, органами власти субъектов федерации и органами местного самоуправления.

Среди советских исследователей Л. А. Моджорян одна из первых поставила методологический вопрос о различиях между государственным, народным и национальным суверенитетами[166]. Б. Л. Манелис в монографии «Проблема суверенитета и ее значение в современных условиях» писал, что в получившем наибольшее распространение определении суверенитета «не расшифровывается характер независимости государства», и это обстоятельство «порождает путаницу в самом понимании сущности суверенитета»[167].

Как отмечает А. Н. Кокотов, анализируя проблему суверенитета в советский период, «национальные республики, а также автономные области, округа, административные области и края РСФСР никогда не имели реального государственного суверенитета. Государственный суверенитет РСФСР всегда был первичен и не вытекал из суверенитета других государств. Государственная же самостоятельность российских национальных автономий в советский период была производна от государственной воли общероссийского центра»[168].