– Спроси, откуда, – предложил он. – У нас в Эстонии есть человек – Урмас Поски. Старый человек. Старый диссидент. Очень закрытый. Сидел, страдал. Проходил по делу о письмах Пятса. Вышел в начале семидесятых. «Контора» после освобождения пыталась его заново на семьдесят седьмую раскрутить. Я помог, затихарил. Мы с тех пор… – он свел пальцы. – Так вот, чтоб ты понял! Он с Пятсом работал еще до сорокового. И он последний, кто общался с президентом в лечебнице Ямеяла. От него я о кресте и узнал, когда уже экспедицию организовали. Рассказал мне на случай, если удастся найти, чтоб лишние ориентиры были. Он сам его для Пятса заказал и успел передать – президент хотел иметь православный крест. Специально недорогой, чтоб не отняли. А кальку эту для меня нарисовал по памяти. Как раз для опознания.

– Но, Алекс! – Понизов с сомнением повертел крест. – Сам же говоришь, – по памяти. Старый человек. Разве не бывает похожих? К тому же – дешевка. Да их десятками могли наштамповать. Может, просто уверил себя, потому что очень хочешь? Сам подумай, откуда кресту Пятса взяться в тумбочке у тургиновских зэков?!

– Из могилы! – подошедшая незаметно Гусева приняла крест из рук Понизова, всмотрелась напряженно, часто моргая. – Похож! На нем, умершем, на шее был. И вензелек в середке точно запомнила. С ним и похоронили.

– Да что говорить?! – в нетерпении подхватил Тоомс. – Он это. Он!

– Но тогда что получается?.. – Понизов озадаченно потеребил усики.

Алекс сгреб к себе прочие безделушки, принялся разглядывать, обнюхивать.

– Ты думаешь?! – сообразил Понизов.

Теперь уж подтверждающе закивал обрадованный Хурадов:

– Я тоже слышал про них разговоры, будто ночами на кладбище копают. Днем плиты для Бороды тешут, а ночью, выходит… Там, где фашистские захоронения. Пустили слух, будто расстрелянных зарывали наспех, кто в чем был. И с чем был. Только это всё-таки в стороне.

– Могли сбиться, тем более ночью. Залезли не на тот участок! – бодро закивала Гусева. В ней вновь зажглась надежда.

– Ну, брат?! Время теряем, – Алекс требовательно потянул Понизова за рукав.

Тот, и сам ощутивший азарт, глянул на Хурадова:

– Где они?!.. На какой срок ты их в Москву отпустил?

– Как то есть отпустил? – Хурадов растерялся.

Понизов нахмурился:

– Ваньку не валяй. О сервелате, что тебе из Москвы возят, уже в поселке болтают. Ну?

Хурадов сглотнул:

– Должны были к вечеру вернуться.

Алекс Тоомс, торопясь, принялся натягивать плащ. Хурадов испугался.

– Но ведь наверняка пьяные. Как бы поножовщиной не обернулось. Такие беспредельщики! Может, до утра? Группу захвата из района вызовем.

– Обойдемся! – нервик у правого глаза Алекса весело затикал в предвкушении опасности.

– Но я не могу! Рабочий день закончился… Ночное время суток. Потом не имею права без письменного приказа! – при мысли, что через полчаса окажется среди ночи в бандитском логове, Хурадов понес полную околесицу.

Понизов с Тоомсом переглянулись. Алекс брезгливо скривился.

– Стало быть так, Хурадов, получаешь боевое поручение, – строго обратился Понизов к перетрусившему участковому. – Тебе доверяется забота о Ксении Сергеевне.

Показал на старушку, завороженно замершую, – давненько не выпадало ей подобных приключений.

– Отвезешь в гостиницу, разместишь за счет поссовета. Сумеешь?

– Уж это-то… – Хурадов просиял. Но, поняв двусмысленный подтекст, запунцовел и только уныло кивнул.

– Но их же там пятеро! – выдохнул он.

– Так поехали, наконец? – поторопил друга Тоомс. Понизов для вида заколебался.

– Слышал же, – пятеро!

– Слышал, слышал. Но нас-то двое!

Не найдя что возразить против такого сногсшибательного аргумента, Понизов, и сам ощутивший знакомый приятный холодок, вытянул сборную дубинку из гибкого металла, сунул в запасной карман куртки.