– Гизела, не будь такой… агрессивной. Тебе это не идёт, – c укором возразил я.

– Мне всё идёт! – уверенно отразила она моё предполагаемое наступление. – Не забывай, что я – женщина! И напрасно ты оберегаешь меня, словно искусственное биологическое существо. Я живая, ты сам это утверждаешь. А раз так, то могу позволить себе всё, что человеку свойственно. Я удивляюсь, почему ты дал мне такое необычное, красивое имя, если я у тебя такая сухая… тошно-подобная? В повести я у тебя такая затасканная, такая штампованная героиня, которая всем давным-давно набила оскомину. Тысячи раз в более удачных произведениях меня уже представляли в таком виде. Уже надоели всем мои черты характера, поступки, жесты, манеры. Единственное, что ты добавил мне – это большие зелёные глаза. Они мне тоже нравятся, хотя и в этом я не новинка. А остальное – штамп. У тебя я должна повторять, уже в который раз, судьбу других героинь из других книг, только разве лишь выступаю под новым именем. Почему ты не доверишься мне? Почему ты лишаешь меня права выбора поступков, желаний? Подумай, в какое время мы живём!

– Гизела! Да разве, – попытался я вставить словечко в свою защиту, но она жёстко сдвинула брови.

– Не перебивай! Подумай, в каком веке мы живём, в какой эпохе. Да если я захочу, ты сейчас будешь плакать от страха или смеяться глупым смехом безнадёжного дебила. Для этого мне достаточно сосредоточиться… ты можешь сейчас увидеть тучи над своей головой, проливной дождь, что угодно, хотя небо над нами, как видишь, чистое. Всё это я могу сделать. Не пройдёт и полвека, и все люди смогут не только внушать такие вещи, но и творить их на самом деле. Великое, всемогущее существо Человек, несмотря на свою моральную безнадёжность, сумеет, в конце концов, раскрыть свои невероятные способности, заложенные природой. И тогда мы узнаем чудеса природы, о которых сегодня лишь смутно догадываются. Всё это вовсе не в далеком будущем. Мы с тобой доживём до этих чудес. И тогда как нам с тобой будет стыдно, что не сумели предугадать в Человеке фантастические перемены в его духовном мире. Не сумели почувствовать…

– Остановись, Гизела! Прошу тебя, – взмолился я. – Пощади, я ведь ещё так неопытен.

– Да, ты неопытен, – согласилась она. – Верно. Зато у тебя всё ещё впереди. Вот почему, собственно, я и пришла. Чтобы вовремя предостеречь тебя от ошибок, которых почти никто не избежал. Тебя, пока не поздно, можно ещё предостеречь.

– Не надо, Гизела, – выставил я вперёд руки, как бы заслоняясь от её напора. – Хорошо тебе рассуждать, требовать… шедевра. Думаешь, это так просто? Да знаешь ли ты, что это мне стоит – талантливо писать? Порой заживо сжигаешь себя на костре, всё и вся приносишь в жертву ради одной удачной странички. Да если подсчитать, присмотреться ко мне, то я ведь и не живу вовсе как человек. Я подневольный. – При этом у Гизелы злорадно скривились губы.– Знаешь ли, – продолжал я, – что моя жена вправе выгнать меня из дома? Знаешь ли, что у меня порой не хватает времени пообщаться с моей родной престарелой матерью? Поиграть с дочуркой, которая сейчас так много и мило лопочет? Я не говорю о том, что давно уже не знаю досуга. Сегодня, кстати, я должен был поехать вместе со своими сослуживцами на уникальную рыбалку – на какое-то чудное озеро. Но, оказывается, всё это не для меня. Вот во что мне обходится писание повести о тебе, Гизела.

– А ты как думал? – бурно возмутилась моя героиня. – Ты как думал – шутя, левой ногой добиться всемирного успеха? Право же, от тебя я такого рассуждения не ожидала. В том-то и дело, что настоящее, талантливое может родиться лишь в тяжёлых муках, лишь в результате невероятных усилий и жертв. Если честно сказать, ты вообще раз и навсегда забудь о себе, то есть о каких-то личных земных благах. Ты должен весь, до последней клетки раствориться в… в людских и творческих страданиях. А самого тебя как бы и нет на этом свете… Понял ли ты меня?