Дребезжащими шлейфами проносятся над головой гуси. Сердцу настоящего охотника, не видевшего такого богатства, стало бы плохо. А Виктор смотрит на мои удивлённые глаза и понимающе улыбается.

Гаги, бакланы, мартыны, топорки появляются всё чаще, и Виктор достаёт бинокль и всматривается в то место, где кружат птицы.

– Кит! – кричит он, приподнимаясь с сиденья. – А вон ещё… бери, смотри, – протягивает он мне бинокль.

Киты уходят вправо, пересекая наш путь, степенно, как ни в чём не бывало, пуская серебристые фонтаны. Теперь их видно уже простым глазом…

Кажется, и я уже начинаю привыкать к тому, что всё время на нас кто-то смотрит, и после трёхчасового плавания лишь бездвижно слежу за тем, что делается впереди. Да и к нам, наверное, тоже привыкают. Те, что за бортом. Вот одна нерпочка неуклюже выкарабкалась на небольшую льдину и растянулась на солнышке. Увидев нас, решила нырнуть в воду, но потом раздумала и с любопытством провожала нас взглядом.

Тюлени более солидные, степенные. Не мельтешат, а группами выбираются на льдины и, судача что-то по-своему, ревут по-львиному. Рёв раздаётся со всех сторон. Мой рулевой слушает этот рёв спокойно, со сдержанностью бывалого шкипера, хотя душой он охотник. Его больше занимает то, как я реагирую на всё это.

Теперь, в открытом море, нас всюду сопровождают белые льды, как белые лебеди-великаны. И не только лебеди. Вот на нас угрожающе ползёт зелёная гигантская черепаха, то и гляди – подомнёт под себя нашу лодку. А вот белая жирафа… ледяной верблюд… Невероятно, но мы видим белоснежный профиль прекрасной Нефертити!

…Когда солнце опустилось над морским горизонтом, так что багряным чудом заалели бегущие на нас гребни волн, я вдруг увидел, как медленно разводился мост на Неве. Это не льды, а какая-то живая фантазия. По такому случаю, коль славный город на Неве разводит мосты, я перестал бороться со сном и повалился на дно лодки. Тут же на мою спину навалилась огромная шуба из нежного меха молодого оленёнка. Изумительное тепло объяло меня и мигом унесло на всю ночь в безмятежное небытие.

Утром, едва забрезжил рассвет, Виктор разбудил меня:

– Вставай, будем чай пить, – объявил он, протягивая мне большую горячую кружку с крепким чаем.

Тишина. Где-то на дне лодки пыхтит на примусе чайник. Дома чай никогда не бывает таким вкусным. Какой чудодейственной силой разливается горячая влага по всему телу – бодрит, веселит, молодит! Какая благодать – пить чай вприкуску с запахом моря, да на заре восходящего солнца.

Дороги в соседнюю деревню в зимнюю пору по существу не было, её снова и снова заносило снегом, и пешему человеку приходилось заново прокладывать себе путь в белом пространстве.

Ориентируясь наугад, чтобы не заблудиться среди лесных сибирских просторов, низкорослая, измождённая молодая женщина с трудом переставляла ноги в глубоком снегу.

Четыре километра туда и почти столько же обратно бороздила она снежную целину, истратив, казалось, последние силы, уже не надеясь добраться до своей деревни – до дому, где ждут её голодные детишки. Собственный голод она не ощущала, хотя уже второй день ни крошки во рту не держала. И всё же теплилась у неё на душе несказанная радость от мысли о том, что ей повезло – удалось обменять пуховой платок на три килограмма пшеничной муки. Вот только плохо, что неожиданно закружила метель. Не сбиться бы с пути, замешкаешься – мигом закидает.

Чтобы сократить расстояние, женщина решила пойти напрямик лесом по хорошо знакомой ей тропе. И тут средь бела дня встретилась лицом к лицу с волком. Решительно мотнув тяжёлым хвостом, зверь забежал немного вперёд и сел на её пути в ожидании. Огромный, уверенный в себе, бескомпромиссный.