Габриэлла, до этого момента неподвижная, как изваяние у окна, медленно повернулась. Её коса с синей лентой колыхнулась, словно хвост хищницы. На губах играла улыбка, острая как лезвие:

– Может, не стоило пару столетий крутить с ним роман, а потом бросать без объяснений? – Она подмигнула Авроре, чьё лицо оставалось каменным. – Тогда и отношения были бы получше.

Аврора вскинула подбородок, и свет, упавший на неё, окрасился в багрянец, будто само солнце встало на её защиту:

– Ты отправишься к Детям Ночи. И возьмёшь с собой этого торговца.

Габриэлла склонила голову, притворно изображая усталость. Её пальцы постучали по своду окна, словно отбивая ритм давно забытой военной песни:

– Зачем мне этот балласт?

Но ответа не последовало. Аврора, развернувшись, прошла мимо Изабеллы к резной двери. Её алая мантия снова возникла, медленным переливом, словно кожа змеи. Она сначала покрыла её голову, а потом спустилась на плечи и далее сантиметр за сантиметром, пока не достигла пола. Вот мантия взметнулась, как крылья разъярённой птицы и дверь в тронный зал захлопнулась за ней, оставив в воздухе эхо последних слов и аромат гнева – терпкий, как дым от сожжённых свитков.

Изабелла вздохнула и с лёгкой укоризной покачала головой, глядя на сестру. Габриэлла же лишь усмехнулась:

– Ох уж эти семейные драмы…

***

Торин и Лира стояли у дверей тронного зала, будто два изваяния, забытые временем. Мраморные стены вокруг дышали холодом, а свет, льющийся через высокие окна, рисовал на полу узоры-призраки – отблески былого величия. Тишина между ними была густой, как смола, прерываемая лишь эхом их собственных мыслей.

Внезапно двери вздрогнули, словно сам дворец содрогнулся от невысказанной тайны. В проёме возникла Аврора. Её фигура, залитая светом, казалась божественной – лишь алый шлейф мантии и золото глаз выдавали в ней живую.

– Вы отправитесь с командующей Габриэллой к Детям Ночи, – голос её прозвучал, как удар меча о щит. – Она уже ждёт.

Рука правительницы взметнулась в сторону лестницы, и в этом жесте было столько окончательности, будто она перерезала незримую нить. Двери захлопнулись за ней, словно гигантские челюсти, поглотившие эхо её слов.

Торин и Лира переглянулись. Взгляд хранителя, обычно твёрдый, как клинок, дрогнул – в нём мелькнула тень сомнения. Торин же, его чёрный глаз пульсирующий как тревожный маяк, лишь кивнул. Безмолвный диалог длился мгновение, но в нём уместились века привычки подчиняться.

Они развернулись, их тени поползли по мрамору, сплетаясь в причудливый танец поражения и долга. Ступени под ногами, полированные тысячами шагов, отражали небо – синее, безжалостное, как взгляд Авроры.

У выхода их встретил ветер – не тёплый, ласковый, каким он бывал здесь обычно, а колючий, словно наточенный на точиле тревоги. Лира провёл рукой по рукояти меча, будто проверяя, не растворился ли клинок в иллюзии. Торин же шёл, не оборачиваясь.

У подножия янтарных ступеней, где ветер играл с опавшими лепестками священных цветов, Габриэлла стояла рядом с конём, чья шерсть переливалась синевой полночного неба. Иссиня-чёрный жеребец, словно выточенный из звёздной пыли, нетерпеливо бил копытом, а его грива, сплетённая в замысловатые косы, напоминала реки, застывшие во времени.

Рядом, опершись на круп коня цвета тёмного шоколада, стоял воин – воплощение опасной элегантности. Его кожаные доспехи, чёрные, как смола, отливали синевой при малейшем движении, а плащ с тёмно-серного, почти чёрного, цвет колыхался, словно живой дым. Тёмно-русые волосы, слегка растрёпанные, будто их только что ласкал штормовой ветер, обрамляли лицо с острыми скулами, словно высеченными из гранита. Обнажённые до плеч руки играли мускулами, когда он поглаживал гриву коня – медленно, почти нежно, как будто гладил лезвие меча перед боем.