Можно думать, что противостояние проясняет истину, как это на поверку получается у Белинского. Ибо можно даже заметить, что Лиза, Фамусов, Скалозуб говорят словами Чацкого, но автоматически – по душе – принять это как правду, не задумываясь:

– Почему так получается, – Белинский акцентирует внимание:

– Белиберда-а! – точнее, еще хуже:

– Ошибка еще малограмотного в этом литературном деле автора.

Считает, следовательно, Белинский, что такой лабуды не может быть, так как не может быть:

– Никогда!

И это верно, если принять Ветхий Завет, созданным навсегда правильным, так как неизменным.

И:

– Ужас в том, что эта установка правильная! – если иметь в виду только содержание, но оказалось форма любит себя не только за красивые глазки, – а:

– Тоже имеет содержание!

В Евангелии эти рассуждения не приводятся, предполагая, что люди сами додумаются до остального, если, – вот это ЕСЛИ:

– Есть желание!

Приводятся видимые противоречия:

– Последний будет первым, – например, что некоторых даже раздражает:

– Ну, как это может быть, ибо даже Венечка Ерофеев, если встал в литературе последнего времени первым, последним за парочкой бутылочек коньячка всё равно не был никогда, а где-то всё равно близко к кассе.

А то, что один, никогда не упоминаемый в фундаментальных законах физики Хомик, вдруг и неожиданного встанет в эту длинную очередь к счастью:

– Да вы что?!

И – в Новом Завете:

– Человек встал СВЯЗНЫМ между мирами, коих оказалось – в Новом Завете, не один, – а:

– ДВА.

Почему и слов – даже в персональной речи Героя – оказалось чуть – но больше, чем обычно.

Что и заметил Белинский в речах Фамусова, Лизи и Скалозуба.

Что и наглядно показал Пушкин в Джонсоне и Макферсоне:

– Половину слов в каждом предложении говорит один из них, а половину слов этого же предложения – другой.

И происходит это только потому, что идентификатор стал не просто штангенциркулем, – а:

– Человеком настолько живым, что мог назвать себя Читателем.

Вот этот переход слов от одного героя к другому – в пределах одного предложения – может заметить только он:

– ЧИТАТЕЛЬ.

Вот именно этой логике изумлялись фарисеи, слушая Иисуса Христа. Читатель, настолько не первый в художественном произведении, что и вообще его там нет, – как в мире, – становится там, на СЦЕНЕ Жизни, первым, ибо больше никто, кроме него, не видит реальной, но невидимой невооруженным глазом, жизни героев.

И именно это Белинский назвал грубой ошибкой Грибоедова, потому и не тянущего на профессионального литератора. Получается в философии, краеугольным камнем которой является:

– ПОСЫЛКА Гегеля и Канта, – был ни бум-бум именно сам Белинский.

Гегель и Кант упоминаются, как понятные философы нового времени, но Посылка в художественном произведении применена уже у Гомера, – более того, только в ней – в Посылке – вся красота Илиады и Одиссеи.

А тут ее не только не видят, не только видеть не хотят, но и богов древнего мира Гомера, считают только поэтической условностью, – а они – это и есть тот ФОН-БАРОН, – который и называется этой самой:

– ПОСЫЛКОЙ.

На которой, однако, только и может быть виден этот самый Последний, ставший Первым:

– — – — – — – — – — – —

В науке, в биохимии, эксперимент – наконец-таки – подтверждает правильность теоретической разработки – в литературе другой, но похожий критерий истины теории:

– Она срабатывает на самом Авторе.

– — – — – — – — – — —

Побеждает сила, невооруженным глазом невидимая, ибо видимое доказательство может быть правильным, – но:

– На него можно не обращать внимания.

Поэтому Печорин и ведет бой с Героем Нашего Времени:

– Врагом Невидимым.