– Матвей творческий, ранимый человек! Отцовское предательство нанесло ему непоправимую душевную травму, и я не позволю, чтобы какая-то девчонка усугубила это страшное потрясение! – Мотина мама нависла над Кисонькой, ее глаза – безумные и страшные – оказались близко-близко. – Если ты снова обидиш-ш-шь моего мальчика, ты пожалееш-шь! Я тебя где угодно найду…

– Как в этот раз нашли? – вмешалась Мурка, уже не знавшая как бы так похитрее выспросить, почему Мотина мама ждала их именно возле агентства.

Очередной презрительный взгляд Мурку не впечатлил – видно, уже выработался иммунитет.

– Что вас искать! – процедила Мотина мама. – Один из моих бутиков тут, на соседней улице. Мои продавцы постоянно видят, как две одинаковые ярко-рыжие девочки забегают в проходной двор напротив! Господи, ярко-рыжая, да еще и с сестрой-близнецом! Неужели Матвей не мог найти кого-то более утонченного?

Кисонька всерьез обиделась. Она всегда считала себя девушкой очень даже утонченной. Можно сказать, тоньше нее только провод от зарядника!

– Думаете, я не видела, как вы трусливо из-за угла подглядывали? – продолжала Мотина мама, указывая на зеркальце заднего вида в своей машине.

Кисонька обиделась еще сильнее.

– А уж сообразить, куда вы удирать будете, не сложно! – с явным превосходством в голосе продолжала мама. – Я здесь каждый двор изучила, когда помещение для магазина выбирала. – Надеюсь ты поняла, от меня не сбежать – попробовала вот только что, и не вышло! – торжествующе заключила Мотина мама. – Я всегда буду на шаг впереди тебя, а уж для своего сына что угодно сделаю! Он должен получать все, чего хочет!

– Почему? – изумилась Кисонька.

– Потому что он – мой сын! – яростно провозгласила Мотина мама. – Позвонишь ему, извинишься за свое безобразное поведение, скажешь, что ты все поняла, разобралась в своих чувствах… Чувства какой-то рыжей девчонки, вот еще новости! – брезгливо скривилась она. – И теперь просто счастлива быть его девушкой! А иначе – берегись! – Мотина мама повернулась на каблуках и шагнула к распахнутой дверце машины.

Заворчал мотор и черный мерседес отъехал, освобождая проход.

– Догадался бы Мотькин папа сбежать от жены с младенцем на руках, может, и вырос бы Мотя нормальным парнем. – Задумчиво сказала Мурка.

– Наверное, ее можно как-то… оправдать? Материнская любовь… – неуверенно промямлила Кисонька. – Вдруг Мотя в детстве много болел…

– Нельзя. – Отрезала Мурка. – Если это она Мотьку так любит, получается, наша мама, которая по улицам за твоими бойфрендами не гоняется и вместо меня противников на татами не бьет – нас не любит? Оправдать эту ненормальную тетку, значит, осудить нашу маму! И папу заодно!

Кисонька поглядела на сестру с уважением. Мурка вроде прямая, простодушная, а потом как скажет что-нибудь, и понимаешь, что прямота – вовсе не глупость, а имидж такой.

– Но уезжать надо. Все-все, в Бердянск, в Бердянск… – заключила Мурка.

– Да, меня Мотина мама тоже напугала. – Согласилась Кисонька.

– Меня она не напугала. – Решительно мотнула головой Мурка. – Меня пугает, что мы постоянно вокруг агентства светимся! Неплохо бы нам побыть от «Белого гуся» подальше, и вообще отдохнуть от детективов, а то вон, от скандальной тетки как от убийцы драпаем!

Раскаленная лава должна течь медленно, будто густое масло, но ярко-оранжевый, дышащий жаром поток катился по склону стремительно, как ручьи вдоль тротуаров после майского ливня. Лава накрывала камни, могучие валуны чернели, начинали дымится, как края горящей бумаги, и словно таять, растворяясь клубящимся дымом. Кисонька перепрыгивала лавовые ручейки, иногда узкие, как лента, иногда широкие, как разложенный диван. Горячая земля жгла босые ноги, казалось, по ним прошлись наждаком. Черный камень истаял прямо под ногой, она едва успела перепрыгнуть на соседний. Но останавливаться нельзя, надо бежать, бежать быстро… Шуба гналась за ней!