Сабина не сразу запомнила, как они назывались. Мама потом рассказала, что это «свидетели Иеговы», опасная религиозная секта, запрещённая во многих странах, но что, вообще-то, каждый (если только он не делает другим ничего плохого) имеет право верить в то, во что он хочет.

– Даже в Летающего Монстра Спагетти, – встрял тогда в разговор мальчик с волосами, похожими на разноцветную швабру, – он брал уроки рисунка у отца Сабины. Когда его попросили пояснить, мальчик рассказал про адептов, то есть последователей Летающего Монстра Спагетти, носящих на голове дуршлаг для процеживания макарон, что трезвомыслящей Сабине показалось страшно глупым, но она не сказала об этом вслух. Ведь надо с уважением относиться к религиозным предпочтениям других!

В поисках более подробной информации про свидетелей Иеговы и адептов Летающего Монстра Сабина отправилась к Ведьмалиновской. Та лишь испуганно перекрестилась и подарила Сабине образок с ангелом-хранителем.

Сабина спрятала образок в карман и вернулась домой, недоумевая, как это возможно, чтобы взрослый человек не знал о том, что следует уважать любую веру…

Когда однажды эту историю вспомнили как семейный анекдот, Баба Мина сделала возмущённую Мину Номер Три и объявила, что родители Сабины совершают воспитательные ошибки одну за другой, поскольку детей следует ВОСПИТЫВАТЬ, а не ИНФОРМИРОВАТЬ, иначе они вырастают заумными и противными.

Сабина вовсе не считала себя заумной (и тем более противной). Она ещё так многого не знала – например, является ли глобальное потепление вымыслом «банды экологов», или это реальная угроза, а также смогут ли медведи на полюсе добывать себе пищу, если потепление всё-таки произойдёт.

Так или иначе, ни Армагеддона, ни другой катастрофы, даже самой маленькой, пока что не произошло. Хотя, возможно, Сабина предпочла бы экологическую катастрофу необходимости терпеть чудачества своих ненормальных родственников.

Когда она пришла на кухню позавтракать, там, снуя туда-сюда с воинственным видом, хлопотала вторая бабушка Сабины – Баба Грошенька.

– У меня свидетельство с красной полосой, – без энтузиазма похвалилась Сабина. Баба Грошенька сморщилась – совершенно так же, как это делала собака Ведьмалиновской (породы боксёр).

– К сожалению, моя милая, в этом месяце у меня не осталось ни гроша, ни ГРОШЕНЬКА! – заявила она. (Баба Грошенька всегда с особой интонацией и как-то по-чудному произносила это своё любимое словечко – чем и обеспечила себе в кругу семьи такое домашнее имя.) – Знала бы ты, во сколько мне обходятся богемные причуды твоей матери, – вздохнула она. – Между прочим, твой отец мог бы зарабатывать хотя бы на краски и кисти, не говоря уже о…

Баба Грошенька явно собиралась в очередной раз перечислить все свои вклады с начала Великого Кризиса (или Великой Депрессии, как ещё называли его домочадцы), который обрушился на семью Трубачей прошлым летом.

– Разве ты не знаешь, как сегодня трудно выживать, занимаясь искусством? – выпалила Сабина, не успев прикусить язык. Хоть она и желала больше всего на свете иметь нормальных родителей, похожих на родителей Зузы, но ни за что не позволила бы никому критиковать Петра и Павлину.

Баба Грошенька обиженно фыркнула.

– А ведь я предлагала твоей матери, чтобы она пошла преподавать рисунок в школе.

Сабина сделала глубокий вдох и мысленно сосчитала до трёх (такой совет она вычитала в Интернете). Преподавать рисунок в школе… Ох… Она представила пани Роману, которая безуспешно пыталась на уроках рисования обуздать стоящий на ушах класс. Все друзья и подруги Сабины занимались на уроках пани Романы чем угодно, только не рисованием цветов в глиняной вазе. Над головой бедной пани Романы летали шарики из бумаги, парты были перепачканы разноцветными кляксами, а призывы к спокойствию тонули в страшном гомоне.