«Панки хой», – усмехнулась я про себя, довольно щурясь на мягкий свет бра.

Мне вдруг вспомнились времена, когда тот самый ящер по кличке Ящер предлагал мне стать фронтменом их группы под названием «Из кожи», в которой, что логично (и с чем трудно поспорить), играли кожаные люди. Кожаные и безмозглые потому как для всех, кроме них, очевидно, что петь песни, пусть даже написанные кошками в лотке, должен человек, по ушам которого не поездила верхом на мамонтах стая гиппопотамов. В ответ на мое логичное объяснение о невозможности исполнения их желания, члены, точнее фрагменты банды, резонно гыгыкнули и поставили возле меня обслюнявленный микрофон, воняющий гнилыми зубами.

Я нервно икнула – оказалось в такт и в нужном месте, – что сочли изюминкой песни под названием «Компостный суп». В тексте произведения было много мата, а в конце репетиции мне предложили побриться наголо и покрасить голову в зеленый цвет.

Помню, тогда меня спас ларингит, свалившийся на мое рыдающее от переутомления горло в этот же вечер. Я с такой силой вцепилась в спасательный круг, что в течение месяца ухитрялась убеждать всех человекоподобных (и в конце концов убедить), заинтересованных в теме, в том, что потеряла свой божественный голос навсегда. А заодно рассталась с ящером под влиянием момента, когда он порвал себе ноздрю в попытках самостоятельно проделать в ней тоннель. Да, в моей жизни были кретины.

Так к чему это я. Да к тому, что в любом месте можно найти что-то интересное, взять хотя бы это кафе. Мы видим то, что хотим видеть, и сами творим собственную реальность, иначе бы все таланты и гении рождались исключительно в Санкт-Петербурге. Ведь та жизнь, которая у меня была (кстати, не так уж и давно), проходила в том же городе, что и сейчас. И не его вина в том, что я сделала свое существование унылой чередой уныло чередующихся дней.

Но немного развлечений этому городу действительно не хватает. Например, здесь неплохо бы прошел какой-нибудь молодежный фестиваль с выступлениями каких-нибудь музыкальных групп, не выходящих на местную сцену только потому, чтобы их вдруг не признали сатанистами, не загнали вилами в сарай и не сожгли его, и причем не сам народ, а представители местной администрации, приемлющие лишь танцы с платочками под балалайку. Я, разумеется, преувеличиваю, но однажды, когда в городском парке на сцене заплясала девочка с дредами, ей в лоб прилетело самое настоящее распятие. Но людей нужно понемногу приучать к молодежному творчеству, и к тому, что развлечения не ограничиваются первомайскими шествиями, велопробегами и праздничными митингами. Я уверена, что фестиваль где-нибудь на городской площади прошел бы на ура. Не без жертв, но на ура. Возможно, смертью храбрых пали бы первые выступающие. Затем зрители втянулись бы и возможно даже сплясали. Возможно даже обеими ногами.

Они умеют. Я видела, как славно выписывает па народ в нашем единственном клубе под полностью оправданным названием «Бугурт». Вот где эпицентр разного рода событий (которые, правда, мало кто потом помнит): здесь люди знакомятся, делают друг другу предложения, производят зачатие (чаще всего в местных туалетах), отмечают рождение нового местного жителя, женятся, разводятся, делят имущество. Все эти разноплановые события объединяет одна традиция – мордобитие. Морды разбиваются здесь всегда, в честь ли виновника торжества, виновнику торжества или самим виновником торжества – но целым отсюда мало кто выходил. Я – один из немногих везунчиков. Ибо женщинам тут тоже прилетает. Одна моя знакомая ухитрилась попасть к травматологу, просто посидев пару часов за барной стойкой перед активно выплясывающей танцовщицей гоу-гоу. Так что каждый день, в будни и праздники еще до полуночи из «Бугурта» увозят как минимум одного человека в состоянии «очень не очень». Уход одного из них заводной диджей сопроводил в микрофон словами «Вы – самое слабое звено, прощайте», – чем вызвал бурю аплодисментов. Я думаю, сам переломанный тоже бы поаплодировал, если бы не обстоятельства.