– Где он?

– Кто? – спросила, изображая дурочку.

– Сама знаешь! Его машина припаркована у подъезда. Не отнекивайся!

– Что тебе нужно!? Я думала, ты пришел помириться! – проговорила напугано.

– Что я тебе ребенок трехлетний – в мирилки играть? Ты – моя!

От совокупности тона, выражения лица и наточенных слов меня словно обдало ледяной волной. Захотелось бежать, чтоб не видеть и не чувствовать этих расчетливых пустых выражений.

– Ненавижу тебя! – разочарованно прорычала в ответ.

И тут он замахнулся, чтоб ударить меня, состроив такую гримасу, видеть которую на его божественно-идеальном лице мне раньше не приходилось.

– Поговорим на улице?! – раздался голос Эмиля где-то за широкой спиной Эдмона, который в следующую же секунду в ярости сжал кулаки.

Это было вне всяких правил – два парня делят меня как дорогую игрушку.

– Эдмон, уходи! – выкрикнула, забившись в угол, как испуганный, но не перестающий защищаться котенок.

Эдмон подошел совсем близко, и я зажмурилась, ожидая удара, но неожиданно он притянул меня к себе и обнял. Прижавшись к нему, позволила ему защитить меня от его же ярости.

– Проваливай! – обратился он к Эмилю.

Мои заплаканные глаза уловили вспышку света, и я поняла, что Эмиль исчез.

– Прости, Алана, – как-то неискренне произнес Эдмон.

– Зачем ты так со мной? – спросила всхлипывая и задыхаясь.

Вместо ответа он коснулся своими губами и с жаром притянул к себе, позволив забыть обо всем на свете, кроме самого важного – я только что предала своего человека.

«Эмиль, прости меня. Не исчезай навсегда, умоляю! Ты мне нужен!»

Эдмон разорвал на мне одежду и взял меня почти силой, учитывая то, что мои мысли были о другом.

Прошло два дня. Два кошмарных, пустых дня. Мой отпуск уже во всю тикал, унося желанную свободу и дорогое для отдыха время, а я все сидела дома и ждала. Ждала, пока вернется Эмиль. Мне было просто необходимо объясниться с ним, извиниться за выходки Эдмона и… И пожалуй все. Спасать свою, утекающую сквозь пальцы жизнь, не видела необходимости.

«Мне нечего терять. Работу? – справятся без меня. Семью? – ее попросту нет, у мамы давно своя жизнь. А себя? – потерять себя в шестой раз, так ничего и не приобретя – а почему бы и нет?! И не очень-то верится в то, что все его слова – правда. Даже если и правда – когда все закончится, я ничего не вспомню. Замкнутый круг. Пустота».

Направилась на кухню, желая заглушить урчание в желудке чем-нибудь не тяжелым – даже жевать было лень. В горле комом стояло чувство вины. Посмотрела на еду и сжала зубы, борясь с отвращением.

– Ненавижу! – прошипела невидимому собеседнику, обращаясь ко всем и всему сразу, захлопнув с яростью дверцу холодильника.

Кто бы мог подумать, что психолог не сможет совладать с собой, потеряет себя в лабиринте жизни и станет разменивать ее по мелочам.

Взяла в руки бренди и отправилась обратно в спальню. Хотелось выть.

Я ведь и поступила на психологический факультет по причине беспризорности души. Жизнь занесла нас с родителями в Лондон из Нью-Джерси. И вскоре мы обосновались там окончательно. Мне было пятнадцать: средненькая школа, колледж, а дальше умер отец. Я помахала маме рукой и направилась в Париж.

Ясное дело – меня никто не звал. Но мне не хотелось оставшуюся жизнь прожить под девизом: «Живы будем – не помрем». Хотелось спокойствия, прежде всего душевного, чего рядом с моей мамой получить было просто невозможно.

Мама – очень взрывной человек, эмоциональный, можно сказать вывернутый наружу. Я же наоборот – лишний раз промолчу, но не устрою скандал, лишь бы доказать свою правоту. Если действительно права – это вскоре станет очевидно – нет смысла рвать на себе волосы, пытаясь объяснить неверующим свою интуицию.