– Мы очень гордимся тобой, Лола.

Я смотрю на нее и не раздумывая отвечаю:

– С чего бы? Это всего лишь еще одна медаль.

Над пьедесталом повисает тишина. Гробовая тишина. Гремлины косятся на меня. Серебряная и бронзовая медалистки сверлят глазами. Я понимаю, какую оплошность допустила, и пытаюсь исправить положение:

– Золотая медаль. Это круто, это очень круто. Юху-у-у!

Мне на помощь приходит Низа ― она мой тренер и одна из немногих, кто меня понимает.

– Пойдем, Лола. Тебе звонили. Пора идти.

Я чуть не падаю с пьедестала. Ведь со второго сентября тысяча девятьсот семьдесят девятого года я ненавижу любые сюрпризы. Сюрпризы, людей, которые приезжают за мной раньше времени, и возможные межгалактические путешествия. Только когда Низа незаметно подмигивает мне, я понимаю, что она придумала этот предлог, чтобы вытащить меня оттуда. Низа провожает меня до дверей бассейна.

– Все. У тебя каникулы, Лола. Больше никакого бассейна, никакой хлорки и никаких мыслей о соревнованиях.

Я закатываю глаза, не совсем понимая, что она имеет в виду.

– И это говорит мой тренер?

– Просто тебе пора двигаться дальше и подумать о соревнованиях за границей.

Низа имеет в виду соревнования в США. Логично, она же мой тренер. Я неловко прощаюсь с ней. Она из тех милых людей, кто любит улыбаться, подолгу обниматься и есть сахарную вату. Я никогда не пробовала сахарную вату и толком не умею обниматься. Но я стараюсь. Вернее, я стараюсь обнять Низу крепко, но получается как-то нелепо. Ничего, она меня понимает.

Когда я прихожу домой, там уже накрыт стол. Как будто мы ждем гостей. Что странно, ведь у мамы никогда не хватает времени на друзей. Она бегает туда-сюда, раскладывая на столе сервировочные подставки и тканевые салфетки. Тканевые салфетки? Вот это да! Мой брат Рауль ― один из самых странных мальчиков из тех, кого я знаю. Ему сейчас тринадцать лет, и он, кажется, занят чтением комиксов. Он день и ночь ходит в одной и той же зеленой толстовке. Но я обещаю, что не буду тратить время на рассказы о брате. Весь остальной мир и так тратит на него слишком много времени. Я так делать не буду. В комнату входит мама. Глядя на ее чрезмерную активность, я решаюсь начать разговор.

– Мы кого-то ждем к ужину?

– В смысле, кого-то ждем? Лола, это твой прощальный ужин.

Пожалуй, мне нужно кое-что объяснить, прежде чем я продолжу. Завтра я еду в город Салту-Бониту. Это маленький, совсем крошечный городок. Если вы спросите, почему я решила провести каникулы в этом городке, в гостях у моего дяди, я не смогу вам ответить. Подростковые причуды, понимаете? Вы же знаете, что это такое. А я, честно говоря, не знаю, но с двенадцати лет в самые неловкие моменты использую это оправдание: подростковые причуды, понимаете? Вы же знаете, что это такое.

Каким-то непостижимым образом моя тактика, похоже, работает. Люди всегда все мне прощают.

Ужин, пусть необычный и тщательно обставленный, похож на любой другой ужин. Рауль ест быстро, не делая ни малейших пауз, мама задает мне тысячу практических вопросов, а я стараюсь не затрагивать единственную тему, которую мне всегда хочется затронуть.

– Может, тебе стоит взять с собой прививочный сертификат?

– Я же не в Амазонию еду, мам.

– А было бы круто, если бы ты поехала в Амазонию.

Эта фраза принадлежит моему брату ― он часами размышляет о челюсти аллигатора, которую нашли в джунглях. И в завершение этой сверхважной темы, как только мама спрашивает, собрала ли я все необходимое для поездки, не нужно ли мне еще что-нибудь, я отвечаю. Вернее, я затрагиваю тему, которую всегда хочу затронуть. Тему, которой мне следует избегать.