Следователь молча докурил сигарету, превратив ее в короткий, обугленный бычок.

– Реставратор… – прохрипел он. – То есть, ты хочешь сказать, он будет продолжать? Он будет искать другие «сломанные жизни»?

– Именно. Его цель – не женщины. Его цель – пустота, которую они, с его точки зрения, создают. Незаполненное место мужа, нерожденный ребенок… Все, что нарушает его извращенное представление об идеальном семейном порядке. Это не влечение к жизни, не Эрос. Это его противоположность. Это тяга к неорганическому. К абсолютному, мертвому покою. Он хочет остановить время, превратить живую, хаотичную реальность в застывшую, как в янтаре, сцену.

Макаров бросил окурок в старую консервную банку, стоявшую на подоконнике.

– Господи… У меня от твоих лекций мороз по коже. Значит, нам нужно искать… кого? Брошенных мужей? Обиженных детей?

– Нет, – сказал Арион. – Нам нужно искать того, для кого семья – это священный, незыблемый культ. Того, кто сам, возможно, вырос в неполной или деформированной семье. Того, кто одержим идеей порядка доведенного до абсурда. Мы ищем не маньяка. Мы ищем жреца этого страшного культа.

Он еще не знал, насколько был прав. И не знал, что через пару дней у этого жреца появится имя. Не то, настоящее. А то, которое ему даст город, когда в прессу просочатся первые, самые жуткие детали. Когда какой-то бойкий репортер, смакуя подробности о манекенах и накрытом столе, напишет: «Похоже, в городе появился новый серийный убийца. Художник смерти. Декоратор». И это броское, страшное имя прилипнет к нему, как погребальная маска.

Прошла неделя. Неделя затишья, напряженного, как тишина перед бурей. Снег то шел, то переставал, укрывая город грязноватым покрывалом. Газеты и телеканалы уже вовсю трубили о «Декораторе», смакуя немногочисленные детали, просочившиеся из полиции. Город замер в ожидании. И он дождался.

Звонок Макарова застал Ариона поздно вечером.

– Он снова это сделал, – голос следователя был ровным, лишенным эмоций. Как у солдата, который идет в очередную безнадежную атаку.

Новый адрес был полной противоположностью предыдущего. Не безликая квартира в спальном районе, а роскошный двухуровневый пентхаус на последнем этаже стеклянной башни в самом центре города. Здесь жила Маргарита Власова, сорокалетняя владелица крупной IT-компании. Женщина, сделавшая себя сама. Жесткая, успешная, публично заявлявшая о своей позиции «чайлдфри». Она была символом современной, независимой женщины. Для «Декоратора» – идеальная мишень.

Все было исполнено с той же ледяной, ритуальной точностью. Саму Власову нашли в ее огромной, похожей на сцену, спальне. Она лежала на кровати, убитая тем же способом – снотворное в бокале дорогого шампанского. Но главная инсталляция ждала их в другой комнате. В той, которую Власова, по словам ее помощницы, использовала как личный спортзал.

Дверь была приоткрыта. Когда Арион и Макаров вошли, они увидели, что комната была полностью преображена. Никаких беговых дорожек и тренажеров. Их вынесли и аккуратно поставили в коридоре. Вместо этого комната была превращена в идеальную детскую. Стены были выкрашены в нежно-голубой цвет, на полу лежал мягкий белый ковер, повсюду были расставлены дорогие игрушки – плюшевые медведи, конструкторы, пирамидки. А в центре, под дизайнерским светильником, похожим на облако, стояла белоснежная колыбель из резного дерева.

Арион медленно подошел к ней. Сердце стучало глухо, как в вакууме. В колыбели, на шелковых подушках, лежал манекен младенца. Совсем маленький, почти новорожденный. С пухлыми пластиковыми щечками и наивно распахнутыми стеклянными глазами. Он был укрыт кружевным одеяльцем. Вокруг него, в идеальном порядке, были разложены погремушки. Убийца не просто «подарил» ей ребенка, которого она так демонстративно не хотела. Он создал для него идеальный, стерильный мир. Мир, в котором ничто никогда не изменится. Младенец никогда не заплачет. Игрушки никогда не будут разбросаны. Мать никогда не проснется.