– Тогда, полагаю, вы можете проходить, – смущённо проговорил красноармеец, когда его сослуживец ушёл.

– Благодарю, – сказал я и, вдруг остановившись, решил спросить: – А у вас, в химвойсках, такое впервые?

– В смысле?

– Ну, карантин-заражённые…

– В Москве – да. В волостях что-то такое и раньше бывало.

– Да ну?

– Ага… – Он слегка потупил взгляд, а затем произнёс: – Быть может, вы мне не поверите, но такое частенько случается в деревнях, где ведьм казнят. Вот не понравится сельским местная ведунья, с ней что-нибудь учудят, а потом вся деревня вот так дичает. Как об этом узнают, так тогда деревню только сжигать и остаётся, ибо живых и разумных там уже нет. Ну, если к тому моменту сами одичавшие не сгниют. У них это быстро бывает.

– Надо полагать, что за колдунов считаются проклятые?

– Ну а кто же ещё-то? – он развёл руками.

– Ну да. Ладно, спасибо за познавательную минутку, но мы с товарищем пойдём, – сказал я и, распрощавшись с солдатами на посту, двинулся на знакомую улицу.

Феликс шёл следом, напряжённо сжимая два пистолета в руках. Видимо, всё ещё не отошёл от вчерашней стрельбы и опасался «повторения банкета». Впрочем, учитывая, что нескольким заражённым удалось пережить вчерашнюю перестрелку и разбрестись где-то в этом районе, из-за чего улицы и перекрыли, опасения эти были не столь уж глупы. Благо, народ в большинстве своём эвакуировали, так что новой безумной толпы можно было бы и не ждать.

Вот мы снова подошли к знакомому дому и снова поднялись по мраморной лестнице на второй этаж. Внутри было пусто. На этот раз абсолютно точно.

Наконец, мы могли спокойно осмотреть комнату покойного Павла. Жаль, его самого допросить больше не выйдет. Например, о его довольно внушительной лаборатории, пусть и пребывавшей в хаосе. Чего тут только не было: конфорки, склянки, перегонные кубы, котёл, всякие чашки и даже пара электрических устройств. Благо, центр Москвы и элитное прошлое дома позволяли снабжать их энергией.

Феликс опустился к столу и заключил, глядя на царивший беспорядок:

– Кажется, он знал, что мы придём. Выглядит всё так, будто бы он пытался спрятать все свои пожитки. – Он указал на наполовину заполненный мешок под столом.

– Скорее всего видел нас в окно. Но тогда выходит, что он был ещё нормальным в момент, когда мы пришли?

Я опустился на корточки рядом с мешком и всмотрелся в ворс ковра. В нём блестели маленькие тонкие стеклянные осколки. Взяв один из них и положив себе на перчатку, я увидел, что на нём были следы чего-то засохшего. Принюхавшись, я почуял знакомый мерзостный запах:

– Заккум. Дерево проклятых.

– Получается, он экспериментировал с его соком?

– И во время суматохи разбил склянку с продуктом своего эксперимента.

– Но пусть заккум и ядовит, он всё же не превращает людей в…

– Помнишь, что сказал солдат? Про то, что такие случаи уже бывали в сёлах, где убивали ведьм?

– Хочешь сказать, что никакой мистики в тех случаях нет?

– Скорее всего ведьмы знали какой-то рецепт. Может быть, профессор с сообщником решили его повторить?

– Но на кой чёрт?

Я промолчал. У меня не было ответа на этот вопрос. Мы продолжили осматривать комнату в надежде найти что-то открывающее глаза на исследование «чёртова дерева». Пока Феликс прилип к книжному шкафчику, вытаскивая книгу за книгой и пролистывая их, я подошёл к скромной кровати в углу комнаты. На табурете возле неё лежала книжка в кожаном переплёте. На её обложке было написано: «Великое проклятие». Неужели она меня преследует?

Достав из-за пояса ту копию, которую я позаимствовал у доктора, я понял, что они абсолютно идентичны: тот же странный язык, те же не очень аккуратные картинки. В общем, та же белиберда.