– Правда? Не жалеешь, что ушёл в контору?

– Ни капли. Мне здесь нравится, хоть и приходится разгребать что-то вроде этого случая с вирусом, но да кому я рассказываю? Тебе ведь тоже приятно работать в Особом отделе?

– Несмотря на всё… Да, пожалуй, что так. У нас неплохо. По крайней мере не скучно.

– И, к слову, о том, жалею ли я. Если я буду тебя учить, то получается, что я ничего и не потеряю от тех возможностей, которые могли бы у меня быть, обучай я кавалеристов. Воспитаю уж настоящего коммуниста, который хорош и с винтовкой, и с мечом, и с пером.

– Идеальный гражданин, по мнению древних греков?

– Правда? Не знаю ни одного древнего грека, но если они считали так же, то я их полностью поддерживаю.

– Слушай, а ты бы не хотел побывать в Греции?

– Я ровным счётом ничего о ней не знаю! Знаешь ли, в сибирской старообрядческой школе мне об этом ничего не говорили. Как и в трущобах Петербурга. Но почему бы и нет? Там всё ещё есть те древние греки, которые рассказывали про идеального гражданина?

– Нет, но мы можем посмотреть на то, что от них осталось. А ещё погулять по Константинополю, съесть по гиросу, покататься на автомобиле по Лаконии, посмотреть на Акрополь, руины древних театров… В общем, мне кажется, там есть что поделать.

– Ну тогда решено! Закончится война с белыми, закончится эта война с турками у греков, и всё, можем ехать в первый же отпуск.

– Ха! К тому моменту, может, Греция уже будет частью нашей мировой коммуны! Как и Турция!

– Думаешь? Мне кажется, что, несмотря на удалость нашей армии, мы остановимся на Польше и Финляндии. Всё же Ноябрьская революция провалилась, едва ли без Германии мы сможем зажечь пожар мировой революции. Скорее всего, остановимся в старых границах и будем мирно строить рабочее государство дальше.

– Как ты недооцениваешь товарища Троцкого.

– Кажется, что даже переоцениваю. Без обид к нему, но на должность командира всей Красной армии есть и кто-нибудь поумнее. Тухачевский, Ворошилов, Сталин, Дзержинский или…

– Брусилов?

– А хоть бы и Брусилов! Под его командованием служить было вполне неплохо! Уж лучше, чем с Алексеевым!

– Староват твой Брусилов.

– А кто из нас молод?

– Ох, ладно, не наши это заботы. Мы своё дело сделаем. Революция победит, а потом мы с тобой поедем в Грецию, что бы там ни было. Таков план.

– И он хороший, – сказал Йозеф, допив чай. – Но у меня есть план на более близкое время: сейчас ты хотя бы доешь первое, и пока ещё у нас есть время, пойдём немного прогуляемся, пока солнце высоко и допрашивать очередного свидетеля не надо. А то чует моё сердце, что с этим делом спокойствие нам ещё долго не светит!

– Что ж, этот план даже лучше!

– Дальше никого пускать не велено! Даже сотрудников ЧК! Карантин! – сказал красногвардеец в противогазе, поднимая ладонь вверх в призыве остановиться.

– У нас тут особое разрешение от товарища Дзержинского, – произнёс я и подал ему лист бумаги, который мне выдали в конторе.

Солдат на блокпосте долго всматривался в документ, а затем подозвал своего коллегу. Тот тоже долго смотрел на буквы и чесал лоб. Остановивший нас красногвардеец спросил:

– Ну, что там написано?

– «Особым разрешением главы Временного Чрезвычайного Комитета Ф. Э. Дзержинского, допустить сотрудников Особого отдела ВЧК Й. Ярузельского и Ф. Рокоша в любые зоны, находящиеся под карантинным надзором. Всячески содействовать в их рабочей деятельности и снабжать всей необходимой информацией». Вот что здесь написано. И подпись Феликса Эдмундовича стоит, – сказал его товарищ и отдал мне бумагу.