– Это у меня шампунь такой, дыня и яблоко, – быстро сказала Ирочка. – Давайте, я постираю, а то…

– Не надо, сама постираю, – отвела ее руку Сталиванна. – Вот… Я ей сказала, в чем дело, а она вдруг раз – и дала мне этот полтинник. Тоже, говорит, хочу помочь бойцам Красной Армии! И убежала.

Она помолчала, потом добавила:

– Маму все-таки посадили, только не за политику. За хищение социалистической собственности: стукнул кто-то, что она остатки с кухни домой забирает. Там и без нее желающих хватало… Ну хоть небольшой срок да выпустили быстро. Анкету мне это подпортило, конечно, особенно когда я по партийной линии пошла, да я говорила, мол, мать последний полтинник от семьи оторвала, чтобы Красной Армии помочь, а ее за черствые горбушки осудили, которыми мы питались… Так-то, Ирина.

Ирочка ушла к себе в полном смятении. По всему выходило, что это она встретилась с маленькой Сталиной (интересно, как ее звали – Сталя? Лина?) и помогла ей полтинником, так удачно завалявшимся в сумке. Но как такое может быть вообще? Ладно один раз, с Павлом, можно списать на чудо, но второй раз – уже подозрительно. Может, эта дверь – такая машина времени, которую специально спрятали, чтобы люди не вздумали лазить в собственное прошлое и там подправлять разные ошибки? Но ведь она-то лазит. Правда, не в свое. Ирочка подумала еще, что она, как современный ученый, запросто может провести ряд экспериментов, сходить _туда_ намеренно и исследовать… Она задумалась, что же там исследовать. В истории она была не сильна, но, по крайней мере, можно же просто пронаблюдать своими глазами, как все было! Какое-нибудь важное для страны событие. Или даже заснять на фотоаппарат… Ирочка вообразила статью в научном журнале, с большими цветными снимками, и от удовольствия зажмурилась. Но ей придется еще сходить за дверь, возможно, не раз. Ничего, зимой будет очень приятно погулять по летним улицам. Сперва она разработает план…

26 октября

Ох, ну и сходила! До сих пор голова кругом. Может, правда кто-то эксперименты ставит? Или в еду что-то такое добавляет. Это бы объяснило все. Сегодня встретила маленькую Сталиванну. Это точно, только она меня не узнала. И хорошо, иначе бы я чокнулась.

Лучше все записать. Прошлый раз у нас была осень, а там – уже зима, снег. А сейчас у нас уже снег идет, а там – май! 1940 год, это точно. Все такое настоящее – люди, запахи, одежда, солнце. И я отдала Сталиванне свой полтинник. Сейчас поискала еще хорошенько – нету. Ну не могла я в галлюцинации его потерять, он в сумочке лежал. Не знаю, что и думать. У меня голова кружится по-настоящему, так все невероятно. Теперь смотрю вокруг и сомневаюсь: а это точно настоящий мир, может, из него тоже можно куда-то выйти?

Тихая улица, на которой стоял Ирочкин дом, обычно окончательно затихала к десяти часам. Одинокие машины, проносившиеся мимо как обрывки музыкальных фраз, и те попадались исключительно редко. Прохожие по большей части были из своих, из жильцов невысоких окрестных домов, а те немногие, кто приобретал или снимал здесь жилье, очень скоро либо вписывались с общий стиль жизни, либо исчезали и переносились в более оживленные районы. И часам к одиннадцати улицы окончательно замирали, разве что попадались иной раз собачники с радостно скачущими питомцами.

Стук Ирочкиных каблучков по промерзшему асфальту отдавался легким эхом. Она торопливо шагала по тротуару, то попадая в пятна света от одиноких фонарей, то скрываясь в полутени, и очень радовалась, что на улице нет подвыпивших парней, задиристых подростковых компаний и всяких разных маньяков. После своих визитов за дверь она стала опасаться ходить в темноте, и сегодняшнее позднее возвращение ее пугало. А куда деваться, если в один день случилось четыре пары, заседание студенческого клуба, семинар и библиотека? Хорошо хоть идти было недалеко.