Под вторым заголовком определение проблемы продолжается. «Здесь важно найти признак, по которому мы могли бы надежно отличить чистое познание от эмпирического» (стр. 48, строка 37). В чем он состоит? «Опыт никогда не придает своим суждениям истинной или строгой, а лишь предполагаемой или сравнительной всеобщности через индукцию» (стр. 49, строка 8). «Необходимость и строгая всеобщность суть верные признаки познания a priori» (там же, строка 25). До сих пор «признак» или «метка» заключается лишь в притязании на такого рода «необходимость» и «всеобщность». Однако находится еще один «признак» для этого: «это указывает на особый источник познания, а именно на способность познания a priori» (стр. 49, строка 23). «Особый источник познания» совпадет с тем «происхождением», которое было отлично от «начала».

Теперь дальнейшее изложение, согласно заголовку, заключается в доказательстве утверждения, что мы «обладаем» такими познаниями a priori. В качестве «примера из наук» (стр. 50, строка 4) приводятся положения математики; а для «самого обыденного рассудочного употребления» указывается на понятие «причины», причем сразу же упоминается «Юм»; как будто тем не менее полемика с ним не должна постоянно продолжаться. Указывается также и на другие понятия, «происхождение» которых должно считаться a priori, в особенности на «пространство». Таким образом, понятие «объекта» также включает понятие «субстанции», к чему в скобках добавлено: « (хотя это понятие содержит больше определенности, чем понятие объекта вообще)» (там же, строка 42). Это утверждение, которое лучше бы здесь не стояло; ведь здесь еще нельзя понять, а значит, и разъяснить, что понятие субстанции «содержит больше», кроме понятия «объекта вообще». Автор, очевидно, не смог устоять перед искушением указать на обилие априорности, которое уже одно только понятие «предмета» содержит. Из этого искушения объясняется и другой выпад в этой связи: в утверждениях «Можно также» до «может признать» (там же, строка 18). Кажется, будто Кант внезапно устал от сухого менторского тона и ввел всю свою артиллерию. Зачем вообще примеры? Ведь на кону стоит «сама возможность опыта». «Ибо откуда бы сам опыт брал свою достоверность, если бы все правила, по которым он proceeds, всегда были эмпирическими, следовательно, случайными?» (там же, строка 24). Таким образом, сам «опыт» должен обладать «достоверностью». Но достоверность, должно быть, равнозначна необходимости и всеобщности. Следовательно, сам опыт должен приобрести ценность a priori! Так возникает проблема «возможности опыта». Но это есть не что иное, как содержание первой части метафизики или «Критики».

Под третьим заголовком изложение переходит ко второй части метафизики. Некоторые познания даже «покидают поле всякого возможного опыта», и эти познания мы считаем «по важности далеко превосходящими и их конечную цель – гораздо более возвышенной, чем все, что рассудок может познать в области явлений» (стр. 52, строка 15). Теперь следует вставка второго издания: «эти неизбежные задачи самого чистого разума суть Бог, свобода и бессмертие. Наука же, конечная цель которой со всеми ее приготовлениями собственно направлена только на разрешение их, называется метафизикой». Было бы лучше, если бы Кант здесь, согласно второму предисловию, сказал: составляет вторую часть метафизики. Однако можно понять, что он здесь думал не столько о своей метафизике, сколько о обычной, которая так «называется». Тем важнее и убедительнее поэтому определение этой метафизики через и ее ограничение разрешением «задач», каковыми здесь вновь обозначаются Бог, свобода и бессмертие. Они суть «вещи в себе» метафизики. Они, таким образом, одновременно суть «задачи», «решение» которых составляет содержание метафизики.