Седьмой раздел, посвящённый критическому решению антиномий, подчёркивает регулятивный характер принципов разума. Коген отмечает, что разум не предписывает законы природе, но задаёт правила для расширения опыта. Это методологическое различение между конститутивными и регулятивными принципами становится центральным для неокантианской эпистемологии, которая отказывается от онтологических претензий в пользу методологической строгости.

Восьмой и девятый разделы углубляют понимание регулятивного принципа, показывая, что космологические идеи служат не для познания мира как целого, а для бесконечного продвижения в опыте. Это имеет важные следствия для современной философии науки, где идеи Канта переосмысляются в контексте проблем обоснования знания и пределов научного объяснения.

Особое значение имеет обсуждение свободы в третьем разделе разрешения космологических идей. Коген подчёркивает, что свобода в практическом смысле предполагает способность начинать ряд событий самопроизвольно, не будучи обусловленной природной необходимостью. Это различение между эмпирическим и интеллигибельным характером становится основой для этики неокантианства, которое видит в автономии разума высший принцип морали.

Наконец, в разделе об идеале чистого разума Коген обращает внимание на то, что идеалы служат не для описания реальности, а для ориентации практического разума. Это положение находит отклик в современной философии, где идеалы понимаются как нормативные принципы, а не как метафизические сущности.

Акцент на диалектическую видимость и её следствия для неокантианства и современной философии

Особое внимание Коген уделяет проблеме диалектической видимости и её регулятивной функции в познании. Коген акцентирует, что кантовская критика разума раскрывает не столько ошибки мышления, сколько его неизбежные иллюзии, возникающие при попытке постичь абсолютное. Вопрос о «необходимом существе», которое одновременно пугает своей бездонностью и притягивает как условие систематичности познания, становится ключевым для понимания трансцендентальной диалектики. Кант, как показывает Коген, не отрицает идею Бога или души как таковые, но переводит их в плоскость регулятивных принципов, которые организуют познание, не претендуя на конституирование реальности.

Коген подчёркивает, что физико-теологическое доказательство бытия Бога, основанное на наблюдаемой целесообразности природы, неизбежно переходит в космологическое, а затем в онтологическое, но все они сталкиваются с невозможностью выйти за пределы субъективных условий мышления. Кант отвергает спекулятивную теологию, но сохраняет её практический аспект: моральная теология, основанная на нравственных законах, становится единственным легитимным путём к постулированию высшего существа. Здесь Коген усматривает поворот к этическому обоснованию метафизики, что позже разовьёт марбургская школа неокантианства, перенося акцент с теоретического на практический разум.

Особую роль в комментарии Когена играет анализ «как если бы» (als ob), который раскрывает методологическую природу идей. Душа, мир и Бог – это не объекты, а «фокусы воображения» (focus imaginarius), направляющие познание к систематическому единству. Например, идея Бога позволяет рассматривать природу так, как если бы она была создана разумным существом, но это не означает признания его реальности. Этот подход предвосхищает современные дискуссии о моделях и идеализациях в науке, где гипотетические конструкции (типа «идеального газа») служат инструментами познания, не требуя онтологического обоснования.